Ночь Дракона

Два исполинских зверя снова и снова сходились грудь в грудь, творили чары, отшвыривая друг друга прочь. Крохотных созданий вокруг Даргонакс внимания не удостаивал, но Ззераку о них не забывал. Он видел, что дворфы, волшебник, а главное – дренейка, Ириди (ее имя он узнал во время мысленного разговора), бьются не только за свои жизни, но за победу над обитающим здесь злом, злом во многом схожим с тем, сторону которого некогда держал и он сам, но теперь не питал к нему ничего, кроме искреннего отвращения.

Его, Ззераку, приволокли сюда силой, они же явились в эти подземелья по собственной воле, готовые к самопожертвованию. Эту-то готовность Ззераку и силился понять даже во время боя с Даргонаксом. Они сражались за то, что почитали дороже жизни, за то, что пойдет на благо не им – остальным…

Осознав это, он еще сильней устыдился своего прошлого, жизни духовного близнеца страшилища, с которым вел бой.

«Нет! Таким, как он, я не стану! Она сочла меня достойным! Таким, как этот, я быть не согласен! Не согласен, и все тут!»

Пусть даже чуя истинную мощь Даргонакса, пусть даже зная, как невелик шанс его одолеть, Ззераку твердо решил: как бы в итоге ни распорядилась судьба, он будет драться до конца… хотя бы ради Ириди.

Хотя бы ради нее…

Большая часть дворфов успела уйти, и Ронин сумел объяснить ящерам, что те тоже могут уходить. От скардинов осталась жалкая горстка, но с этой угрозой волшебник легко справился сам – одним заклинанием собрал их всех в кучу да зашвырнул в одну из самых дальних расселин. Удалось им уцелеть, или нет – это волшебника не интересовало ничуть. Думал он лишь о том, чтобы отыскать Верису и Краса (если, конечно, тот жив).

Бежавшая к нему дренейка, Ириди, оглянулась назад, словно бы ожидая увидеть кого-то, бегущего следом. Однако за ее спиной Ронин увидел только груду камней – обломков обвалившегося потолка.

– Ром, – пробормотал он, устремляясь вперед.

В последний раз он видел дворфа в момент появления драконида.

– Он за мной бежать должен был! – выпалила дренейка, едва они встретились. – Он…

– Поступил как настоящий воин, – откликнулся Ронин. – Сделал, что до́лжно. Теперь ему уже ничем не помочь…

Ириди разом переменилась в лице, сделавшись крайне серьезной.

– Я знала его совсем недолго, но впредь, как смогу, буду чтить его самопожертвование и следовать его примеру.

Волшебник собрался было ответить, но тут жрицу пришлось схватить и оттащить в сторону, пока еще часть потолка не рухнула прямо на них.

Уберечь обоих от этой опасности ему удалось, однако гора задрожала, затряслась, словно взбесившись. Подземные толчки, которые Ронин почувствовал совсем недавно, усилились в тысячу раз.

По полу подземелья зазмеились трещины, из трещин с шипением вырвались раскаленные газы. В подземелье воцарился удушливый жар.

Ронин бросил взгляд в сторону ближайшего выхода, но до него оказалось слишком уж далеко. В голове шевельнулась мысль о Верисе, однако он знал, как сейчас надлежит поступить, и подхватил дренейку на руки.

– Держись крепче и молись, чтоб мне хватило воли и сил повторить это еще раз!

– Но Ззераку нужна моя помощь! Он понимает, что в одиночку с Даргонаксом не справится! Он жертвует собой ради нас! Ради меня! Я чувствую! Я должна помочь ему! Я не позволю, чтоб его жертва пропала даром…

– Не время спорить! Держись!

Последние из дворфов и ящеров уже ушли. Не то, чтобы Ронин мог бы хоть чем-то помочь задержавшимся, но…

Закрыв глаза, волшебник сосредоточился.

Ударивший в уши грохот взрыва тут же сделался приглушенным, точно отзвук, донесшийся откуда-то издалека.

Вокруг было темно, однако Ронин, даже не видя ничего вокруг, понял: они снаружи. Вдобавок, поблизости слышались голоса дворфов – Грим Батол они покидали, ничуть не таясь. Их возгласы перемежались шипением, свидетельствовавшим о том, что нескольким ящерам тоже удалось выйти из кровавой бойни живыми.

Однако земля тряслась даже здесь, снаружи. Сотворивший в последние часы множество чар, Ронин был слишком слаб, чтобы отважиться на новый «прыжок», но все-таки приготовился.

Но нет, разверзлась в конце концов вовсе не земля под ногами, а склон Грим Батола.

Из трещины на волю вырвались Даргонакс и Ззераку.

Вслед им – сквозь них – ударил фонтан лавы. Нет, исполинская струя расплавленного камня ничем им не повредила. Причина явной немощи Ззераку состояла в чем-то совсем другом. В огненном зареве извержения дракон пустоты показался Ронину нездорово прозрачным, и в борьбе очевидно уступал врагу.

– Ззераку сдает, – внезапно заговорила Ириди, подтвердив опасения волшебника. – Его слишком долго держали в неволе и вытянули из него слишком много жизненной сущности, а Даргонакс, по-моему, все еще питается ею…

– И меня это ничуть не удивляет!

Тут мысли Ронина устремились к иным материям, заставив его замереть, глядя на разверзшуюся гору.

– Ириди, – обратился он к дренейке, – здесь, с дворфами, тебе ничто не грозит. Оставайся-ка с ними, ладно?

– А ты отправишься за Верисой, верно?

– И за Красом, если он еще жив, но прежде всего – да, за Верисой…

Жрица кивнула.

– Ступай. Я знаю, как надлежит поступить.