Ночь дракона

– Вместе мы изменим саму судьбу, Суюки-тян, – пообещал он негромко и указал широким рукавом на дверь. На огромный остров, зеленевший посреди моря под ними. – Это земли Клана Луны, самого благочестивого из великих семейств. Давным-давно они поклялись ками, что будут держаться в стороне от политики и империи и жить в мире и согласии с духами острова. А это их столица, Шинсей Ядзю, Город Священных Существ. – Суюки посмотрела вниз, и ее взору открылись лабиринты дорог и зданий, окруженные большим лесом. Она еще никогда не видела городов с высоты и изумилась, что такое огромное поселение может казаться совсем крошечным, если подняться к облакам. – Здесь живет даймё клана, – продолжал Сейгецу, и на мгновение в его голосе Суюки почудилась… тоска. – Все решения, связанные с жизнью островов, принимаются во Дворце Клана Луны. Там сосредоточена вся власть, и наши игроки двинутся туда. Если выдержат последнее испытание. Суюки-тян… – Господин опять повернулся к ней. – Ты должна стать моими глазами. Ступай во Дворец Клана Луны и разыщи девушку-лису и всех остальных. Никто не должен тебя заметить. Как только найдешь их, сразу возвращайся ко мне. Справишься?

– Да, Сейгецу-сама, – прошептала Суюки.

– Тогда ступай, – сказал Сейгецу. – И не бойся. Я буду с тобой до самого твоего возвращения.

Волна страха нахлынула на Суюки, но она отогнала ее. Не обращая внимания на насупившегося Таку, она превратилась в шар света, вылетела из повозки в бескрайнее небо и поспешила в сторону острова.

9. Помощь кодама

Тацуми

Что-то влажное и холодное хлестнуло меня по лицу, вырвав из забвения. Я открыл глаза.

И тут же сощурился от яркого, слепящего света. Я лежал на животе, вжавшись щекой в холодные камни. Что-то неприятно вонзалось в ребра. Я скривился, поднял голову и обнаружил, что меня выбросило на каменистый пляж. Из песка и мелкой гальки кое-где торчали скалы. Половина моего тела была в воде, а половина лежала на суше, и, хотя одежда промокла насквозь, я чувствовал, как солнце припекает спину и плечи.

Меня накрыло пенистой волной, ударившей в нос соленым морским запахом, и к горлу мгновенно подкатила тошнота. Я приподнял плечи и, закашлявшись, выблевал морскую воду. Когда желудок наконец опустел, а рвотные позывы стихли, я, тяжело дыша, приподнялся, устроился на корточках и осмотрелся.

По обе стороны от меня простирался каменистый берег, а за ним темнел густой хвойный лес – сплошь сосны и кедры. Тут не было ни причалов, ни кораблей, ни зданий – ни единого намека на цивилизацию. Я понятия не имел, на какой остров меня вынесло, но подозревал, что на Ушиму, потому что, когда на нас напал унибодзу, мы были ближе всего к столице Цуки. Сам пляж усеивали поломанные доски, ящики, бочки и прочий мусор. Корабль явно не пережил встречи с морским чудовищем.

Краем глаза я заметил красно-белый промельк, и внутри все сжалось. Неподалеку, на растрескавшейся доске, которая плавала в луже, оставленной приливом, лежала Юмеко. Ее тело безвольно покачивалось, глаза были закрыты, а кожа так побелела, что почти сливалась с платьем. Я вспомнил свой ужас, когда умибодзу с такой силой атаковал корабль, что кицунэ выкинуло за борт, в ледяные, чернильно-черные воды, и как я, не медля ни секунды, ринулся за ней, поймал и вытащил на поверхность. Умибодзу все не мог успокоиться и разбивал в щепки то, что осталось от «Сокровищ морского дракона», кругом плавали обломки и тела. Юмеко приникла ко мне, обмякла у меня в руках. Кожа у нее была ледяная. Я осмотрелся и увидел пятнышко у горизонта – эта точка была чуть темнее мрачного неба. Остров Ушима это или какой-то другой из островов Клана Луны – тут уж выбирать не приходилось. Старательно придерживая голову кицунэ, чтобы она не нахлебалась воды, я устремился к заветному берегу. Что было дальше – я напрочь забыл.

Я встал, торопливо пересек широкие лужи и осторожно взял Юмеко на руки. Меня испугало, до чего же она легкая – ее хрупкое тело было точно пучок веточек, окутанный шелком. Я прижал ее к груди, повернулся и понес в глубь острова. С каждым шагом все сильнее сдавливало грудь, дыхание становилось рваным, я то и дело спотыкался.

«Она жива, – твердил я себе. – Жива. Иначе и быть не может». Я не сводил глаз с ее бледного лица. Кого же я пытался в этом убедить? Себя самого? Или, может, бросал вызов силам, определяющим нашу судьбу? Мы ведь уже такой путь проделали, Юмеко, нельзя вот так нас бросать.

У окраины леса я опустился на колени и осторожно положил Юмеко на островок травы, согретый лучами солнца. Потом дрожащими пальцами стал ощупывать шею в поисках пульса, мысленно готовясь к тому, что он затих, а душа покинула тело, что жизнерадостной, веселой лисички больше нет. В тот миг ее бледное обмякшее тело и впрямь казалось неживым, а все остальное утратило смысл.