Ночь, когда мы исчезли

Правда, это не помогло. Доход мой вырос на куриный шаг. И поэтому, будучи в конторе, я всегда слушал, о чём говорят и с чем приходят просители.

Однажды явился фермер-русин, отутюживший ради такого визита свой единственный сюртук, и долго что-то выторговывал у Вальницкого. В конце концов он разгневался и ушёл. Я поинтересовался, в чём состоял вопрос.

Оказалось, фермер надеялся, что мы поможем отсудить землю у графа Шенборна, винодела, чья семья была самой могущественной в Подкарпатье. Более ста лет назад предок Шенборна забрал угодья у прадеда фермера против его воли. Вальницкий и другие адвокаты опасались портить отношения с Шенборнами такой тяжбой. К тому же требовалось доказательство связи истца и его прадеда, а церковные книги сгорели.

Что же, я покивал Вальницкому, но душой вскинулся. Мой знакомец, сокольский учитель гимнастики, работал в городском архиве. Я спросил его, остались ли где-либо записи о переходе местной земли из рук в руки около 1800 года. Тот подтвердил, что таковые книги имеются, и пустил меня в архив за обещание: если дело выгорит, я поделюсь с ним гонораром. Месяц я листал в полутьме ветхие страницы и всё-таки нашёл запись, что такой-то надел стал собственностью Шенборнов, а прежний владелец потерял право на него претендовать. Рядом указывалась фамилия и адрес владельца. Осталось понять, живёт ли правнук на том же хуторе, и если на том, то в руках у меня находилось солидное доказательство. Я навёл справки: казусы возврата земель с такими документами уже случались.

В одно из воскресений я встретил фермера на рынке. Он был беден и жил именно в дедовском доме. Фермер выслушал моё предложение и сказал, что сможет расплатиться только после перехода земли к нему. Я спросил: нет ли ещё таких обиженных Шенборном, как он? Тогда я бы снизил цену своих услуг.

Фермер смекнул, и в следующее воскресенье явилось уже около двадцати его соседей, что тут же придало иску вес, тем более что мы вовремя рассказали о нём газетчикам. Несколько месяцев я всматривался в ветхую бумагу с лисьими пятнами и нашёл пращуров большинства потерпевших. Процесс начался. Под руководством Вальницкого я защитил почти сотню фермеров и вернул им землю.

Такова история капитала, в происхождение которого вы и ваши коллеги из CIC всматривались столь пристально…

Обучая новичков-соколов, я, разумеется, скучал по настоящему, высокому футболу. Однако примкнуть было не к кому: в городе играла одна команда, и та венгерская, а венгры не принимали чужаков. Я часто сидел на трибунах, но потом отказался от этого занятия, поскольку тоска только нарастала. «Мункач Спорт Эгешулет» играл не хуже «Ахиллеса», и непонятно было, что мешает мне выбежать на поле, натянуть перчатки и утвердиться в прямоугольнике ворот, приносящем одновременно покой и азарт.

Желаниям моим помогло то, что Мукачево было небольшим, едва ли там набиралось более тридцати тысяч горожан. Около русских обществ и соколов вращалась одна и та же публика, и по чуть-чуть набралась славянская команда. Основой были мои старшие ученики. Мы взяли сразу два состава и назвались «Слованом».

Поскольку теперь я имел на счету кое-какие деньги, то отдал часть гонорара на мячи, а себе выписал из Праги бутсы и перчатки. Сетки для ворот венгры берегли и снимали после каждой тренировки, поэтому нам пришлось заказать свои собственные на текстильной фабрике. Не буду долго на этом останавливаться и расскажу лишь о двух фактах, важных для дальнейшего.

Во-первых, моё тело вспомнило, выпустило из себя, как из клетки, необходимые движения — будто проснулся некий тигр, потянулся и вырвался на свободу. Ликуя и не обращая внимания на ссадины и кровь, я прыгал за мячом по углам ворот. Большинство «слован» играли неумело, но некоторые всё же исполняли удары на высоком уровне. Отбивать их кручёные и запущенные парашютом мячи было сложно и чудесно.

А во-вторых, вратарский взгляд влиял на то, как я стал думать и чувствовать. Если сидишь на трибуне, тебе неминуемо покажется, что к вратарю предъявляют маловато требований. Несчастные полевые игроки мечутся как оголтелые и валятся с ног от усталости, а он… Но в том-то и дело, что, раз требований к вратарю немного, они крайне высоки.

Раз вратарь не скачет, задыхаясь, по всему полю, значит, в те редкие мгновения, когда игра докатывается до него, он должен спасать всегда. Такова его последняя ответственность. Подлость же заключается в том, что игры проходят в любую погоду и даже на снегу и вратарь часто мёрзнет, стоя без дела, — даже когда машет руками и ногами, чтобы не околеть совсем. И часто бывает так, что, когда наступает решающий момент, в который следует выручать, скованные мышцы вратаря подчиняются недолжным образом.

Впрочем, я смирился с этим и часто прыгал в самые глубокие лужи, забирая в ногах у чужого нападающего мяч и не позволяя ему ударить по голу. Когда игра укатывалась на противоположную половину поля, я бегал и прыгал, чтобы согреться на злом ветру, и напевал, стуча зубами, что-нибудь победительное или, наоборот, сентиментальное.