Возле конюшни полдюжины смуглых парней, пребывавших в очень злобном настроении, нашли себе пару-тройку человек, чтобы забить их молотками, а расстроенная черная мамаша завывала. До тех пор, пока на них не навалилось еще больше мерзких ублюдков, заставив темнокожих отступить.
Церковь была объята пламенем, а Нечестивый Джо скакал вокруг нее, воспевая дьявола и натыкаясь на шею отрубленной головы проповедника, или чем там еще занимался этот больной ублюдок. Сью заметила кобылу Хорсекока, Блонди, у дерева в чьем-то дворе… но не заметила самого Хорсекока.
Декса и их тоже не было видно, хотя при такой высокой луне они уже должны были встретиться с основной бандой. Впрочем, это была не ее проблема. Нейт мог справиться с…
Вот только у Нейта внезапно возникла проблема с почтовым отделением. Да уж, точно проблема. А в компании — и подавно; она узнавала товарища с ружьем, когда слышала его. Вместо того, чтобы потерять только пару человек в канюшне, они за несколько минут потеряли еще восемь или девять человек.
Восемь или девять! Настоящее чертово количество трупов! Джесси в том числе, предположила Сью; она слышала женский крик после одного из этих грохочущих взрывов, звучавший как-то знакомо. В банде были только две самочки, она и Джесси. Мерзкие ублюдки, как любили подшучивать некоторые, пока Джесси не пригрозила превратить их мешки в кошельки для монет. Мысль о том, что Джесси мертва — что, вероятно, означало и смерть Шайло, — казалась невозможной.
Потом даже Нейт получил пулю, и тогда все это достигло состояния "слишком далеко". Выстрел не был смертельным, во всяком случае, не сразу, но он поверг все в смятение.
Леонарду пришлось вмешаться, крича, чтобы кто-нибудь уже поджег чертову почту, выжег всех этих членососов. Когда Билли-Джек попытался просунуть горящий факел в окно, что ж, пощечина тебе в лицо, если бы этот самоуверенный хуесос не выстрелил в факел, погасив его в воздухе!
И тут, блин, на завтрак, какой-то другой стрелок пригласил себя на вечеринку! Бах-бах-бах, и количество трупов увеличилось! Один из новобранцев, паренек, который надеялся сделать себе имя и завоевать расположение, был снят с крыши так аккуратно, как вы только пожелаете.
"Забудьте о чертовом почтовом отделении!" кричала Сью. "Пора покончить с потерями и убираться к чертям собачьим!
Он пробрался в дом — в хижину, если честно; как бы он ни был пьян, он все равно знал, что это хижина, такая же разваленная и жалкая, как и сам Майло Даннингс, — и никого из них не разбудил.
Знак, подумал он. Знак того, что он поступает правильно. Возможно, единственное правильное, что он когда-либо делал для своей семьи. Проводить их быстро, любящей рукой. А не ждать, пока темные ангелы Смерти придут к их дверям, как они пришли за остальными жителями Сильвер-Ривер.
Толстая сальная свеча плескалась в глиняном сосуде на столе. Гореть всю ночь было непозволительной тратой, да и опасно, но малыши иногда пугались. И если Дейзи приходилось вставать, чтобы принести маме воды или лекарства, это избавляло ее от необходимости зажигать свет.
У его жены, такой худенькой и хрупкой, трое малышей спали с ней в одной кровати, как котята в сарае. Двое малышей покрупнее спали на одной койке, лежа головой к ногам, чтобы можно было бить друг друга по лицу.
Мальчики. Он и его родной брат были такими же, когда были маленькими. Ссорились и дрались, как никто другой. Но пусть кто-нибудь другой попробует поиздеваться над одним из них? О, за это придется заплатить, и немало.
На другой койке, зажатой между печкой и дровницей, лежала его Дейзи. Она была такой хорошей девочкой. И всегда была. Неприхотливая. Неутомимая. Присматривала за малышами, присматривала за мамой. Делала все возможное, чтобы в доме было чисто, работа была сделана, тряпки, которые они называли одеждой, были в порядке.
Двенадцать лет, а на нее уже навалилась вся тяжесть мира. Даже в дремоте линии беспокойства избороздили ее брови, состарив ее не по годам. Как будто ее сны были наполнены работой и трудом, а не счастливыми сценами.
В то время как он, ее бесполезный предлог для па, заботился лишь о том, где взять следующую бутылку.
"Прости, девочка", — пробормотал он, и слезы потекли по его щетинистым щекам. "Прости. Ты служила хорошо".
Он достал свой поясной нож. Металл заскрежетал по металлу, выходя из ножен. Нож выглядел тупым и ржавым. Он надеялся, что он достаточно острый для этой работы. Он не точил его на точильном камне уже… не мог вспомнить.
Его Маргаритка сморщила носик при его приближении. Дыхание виски? Его общий немытый запах? Если бы она проснулась, то бросила бы на него такой взгляд, и Майло не думал, что сможет его выдержать.
Боже, как дрожали его руки! Он чувствовал, как слабеет его воля, и ругал себя позорным трусом.
Один-единственный правильный поступок! Это единственное, последнее, единственное правильное дело!
Прикрыв дрожащей рукой глаза — чтобы не видеть этого взгляда, на случай, если она все-таки проснется, — другой он поднес острие клинка к ее горлу.
Оно…не было острым. Совсем не острое.