Ночь, которую я не помню

К окну подбежали два подростка. Темный и светлый. Как ангел и бес. Их лица расплывались перед глазами из-за дыма, слез и копоти на лице. Бес достал из рюкзака бутылку воды и протянул через решетку мне. Я намочила тряпку и протерла лицо спящего младенца. Ему, наверно, жарко.

Ребята же о чем-то переговорили, и Ангел куда-то убежал. Бес же остался меня успокаивать, сообщил, что сейчас вытащат.

Ангел прибежал с ключами и выкрикнул:

– Но я не знаю, как ездить!

– Я знаю, отец обучал, – сказал Бес и отобрал ключи.

Оба скрылись из виду. Я снова схватила брата на руки и начала его покачивать. Это даже к лучшему, что он спит. Если бы малыш сейчас плакал, я вообще бы сошла с ума.

Уже через минуту подъехала грузовая машина. Крупная, массивная, такая только одна на несколько дворов. Ангел подбежал и прицепил к решетке какой-то крюк. Машина тут же тронулась, натягивая веревку. Визг, треск, крики. Я зарылась лицом в пеленки брата и выла. Когда подняла заплаканные глаза, увидела, что Ангел тянет руки у сломанной части решетки.

– Лезь, – кричал. Я подбежала и увидела, как Бес выходит из машины. Я вручила в протянутые руки Ангела брата и начала вылезать из окна, царапаясь об острые края. Оказаться на земле мне помог подбежавший Бес. Мы обнялись и счастливо расплакались. Все вместе. А услышав сирену, еще и запрыгали.

Когда мама пришла из магазина, ее мать и сын были мертвы.

Потому что мой брат вовсе не спал.

Впервые воспоминания не убивали меня. Кажется, я излечилась не только от кошмаров. Я излечилась от нежелания простить себя и от чувства вины за стремление жить дальше.

Посмотрела на бокал в руках. Ведь выходит, алкоголь мне больше не нужен.

Подошла к раковине и вылила все вино, что было в бокале. И сварила себе кофе, не ощущая протеста от такой замены.

С того дня я пила только по праздникам. Иногда, правда, и отмечая день Татьяны, хотя ни одной Татьяны не знаю. Но все честно. По праздникам.

Мама и Рома смотрели на меня, как верующий на воду. Святая или нет – уже не определить. Зашел Мишка и схватил булочку, явно не собираясь оставаться на кухне в такой «теплой» компании ради хлопьев.

– Уже пора идти? – спросил сын у Ромы, проигнорировав присутствие и матери, и бабушки.

– Не, занятие через пару часов, – ответил сыну Рома.

Я-то уже привыкла к тому, как Миша сдружился с Ромой. Но моя мама явно испытала еще больший шок, особенно после пояснения Миши:

– Просто Рома любит большой пеннис. Я тоже хочу попробовать.

И ушел, засранец такой, оставив бабушку в полуобморочном состоянии.

– Почему он так говорит?

– Он в первый раз так выразился, а я не удержался и попросил повторить… раз сто, – покаялся Рома.

– Твою дивизию, Рома!!! Теперь нужно постараться его переучить.

– Тогда тебе придется объяснить, что значит «пенис».

– Он в курсе, просто зовет его «писюн». Объясню, ничего страшного. Я ж мать.

– Тогда я бы на его месте принципиально бы не менял произношение, – хихикнул стриптизер, из-за которого теперь мой сын так выражается.

– А ты и правда любишь большой пеннис? – поддела Ромку.

– А ты? – ответил вопросом на вопрос. Но оценив мою вздернутую бровь, спокойно ответил: – Если ты про теннис, то играл несколько лет. Очень нравилось.

– Жаль, что больше не находишь применение своему большому.

– Я рад, что ты высоко оцениваешь мои силы и размеры. А на теннис я уже с Мишкой договорился завтра сходить.

Нам с Ромой потребовалось время, чтобы привести пожилую женщину в чувство. И еще больше времени – доказать, что с ее внуком ничего ужасного Рома делать сегодня не планирует.

– Ох, нормальные женщины в отпуске путешествуют, а ты дома с… с… этим сидишь, – сказала мама, опять пропуская слово «проститутом», которое так легко читалось в ее глазах.

– Не представляю, как путешествовать одной с ребенком. Это же в одной руке чемодан, в другой Мишка. А как в туалет идти? Даже непонятно, в мужской или женский. Вот ты, Ромка, поехал бы со мной? – решила я отвлечь стриптизера от каких-то его явно грустных мыслей.

– Конечно! – ответил мужчина, сразу снова озаряя меня своей улыбкой.

– А если бы я была толстой и занимала сразу два места в самолете? – пошутила, вспомнив наш спор по поводу толстых кавалеров на сайтах знакомств.

– В смысле – если бы? – вклинилась мама, руша всю совместную шутку. – И неужели так сложно матери налить чай и сделать хотя бы бутерброд? Ты так всегда принимаешь гостей? Неудивительно, что не замужем.

Я зло прищурила глаза, достала хлеб и положила на него упаковку чая.

– Вот, бутерброд с чаем. Как ты и просила.

– Кажется, здесь стало многоЛюдно, – сказал Рома, разрывая нашу совместную с мамой перепалку злобных взглядов.

Я улыбнулась. Хотя в последнее время меня уже подбешивали их приколы с Мишкой над моим именем. То я слышу, что без меня стало как-то безЛюдно. То мне сообщают о том, что кухня – это Людное место. Но не на ту напали, я тоже гуглить умею.

– Не по-Людски так шутить, – ответила Роме, успокаиваясь после маминых комментариев.

– Да мы вообще неЛюди, – сказал Рома, разулыбавшись.

Я усмехнулась, подошла к нему и на ухо, чтобы мама не слышала, сказала ему: