А затем в подземной темноте последовало страшное кровопролитие. Только те, кто не видел убийства, могут его воспевать. Для таких, как я, это не просто старая сказка о вонзающемся в плоть металле. Армии морлоков уже направлялись на поверхность, когда я их встретил. Пророчество старика сбылось – большинство из них бросились наутек, увидев меня, и с визгом бежали назад в безопасность, которую предполагали найти в глубинах земли. Они знали, что встреча с Экскалибуром означает для них смерть.
Лишь некоторые, посмелее или более отчаянные, пытались оказать мне сопротивление. Я прорубался сквозь их ряды, неуязвимый для пуль, которые им удавалось выпускать в этой тесноте. Наконец я прошел по телам павших, продолжая путь в чрево земли, чтобы с корнем вырубить занесенную к нам злобную болезнь.
Наконец настал момент, когда передо мной не осталось ни одного морлока. Я стоял в камере, где хранилась машина времени, пройдя по всем запомнившимся мне туннелям и по мосту, который морлоки перекинули через подземное море. Сверкающее сталью устройство стояло в полутьме, немой свидетель изобретательности человека в созидании хаоса. Я поднял Экскалибур и с силой опустил его клинок на сверкающий металл и кристаллы.
Одного удара хватило. Космос беззвучно вернулся в прежнее свое состояние, залечивая раны, нанесенные адским устройством. Тусклый свет погас, и все разбежавшиеся морлоки, живые или мертвые, вернулись в свое исконное место во времени. Справедливый порядок во вселенной был восстановлен. Моя миссия была выполнена.
Неожиданно волна усталости накатила на меня, и я пошатнулся, чуть было не упав. Я прижал руку к боку и обнаружил теплую влагу от множества ран. Благодаря одной только воле я достиг своей цели. Кровь моей жизни покидала меня. Я сел спиной к стене камеры. Мои руки и ноги налились тяжестью.
Так меня и нашел Амброз. Разрушение машины времени освободило его из той ловушки, где он одолел Мерденна. Я знал, что это он, хотя и не видел ничего в темноте, – старый друг и проводник, которого в другие времена я называл Мерлином.
– Хорошая работа, Артур, – сказал он. Но почему он говорил шепотом?
Мой собственный голос звучал словно откуда-то издалека.
– Я что-то больше не чувствую себя Артуром, – жалобно произнес я. – Скорее уж снова чувствую себя Эдвином Хоккером.
– Он был хорошим парнем, – заметил Амброз. – Жаль, что он должен умереть вместе с тобой. Артур вернется, я и даже Мерденн будем еще возвращаться бесчисленное количество раз. Но жизнь Хоккера подошла к концу.
– Я ни о чем не жалею, – сказал я. Темнота вокруг меня каким-то образом густела. – Я только жалею беднягу Тейф и не понимаю, почему она должна была умереть.
– Ты забыл – она пришла из будущего. Ей еще предстоит родиться и прожить целую жизнь в мире, свободном от морлоков.
– Да, конечно. Что-то я плохо соображаю. – Я не чувствовал ни своих рук, ни Экскалибура. – Но она… она ведь останется такой же, да?
– Да, – ответил Амброз. – Но времена будут другие – посветлее.
– И я клянусь: неземной ужас ждет всякого, кто обидит ее. Я рад, что Хоккер с ней познакомился. Он по большей части был довольно одинок. – Что-то шевельнулось во мне, я охнул, но боль быстро прошла. – Я очень устал. Может быть, тебе лучше уйти?
– Да. И я возьму с собой меч.
Я едва слышал его. Или себя.
– И что ты с ним сделаешь?
– Брошу его в подземное море, чтобы он мог вернуться к тебе, когда в этом вновь возникнет нужда. Прощай.
С этими словами он ушел.
Еще немного, и тьма полностью окутала меня, как нежнейший и теплейший из саванов. И тогда, в то время и в том месте – в год господа бога нашего 1892 года в Англии королевы Виктории – я в последний раз закрыл свои глаза.
Не существует какого-то единого названия для «сочинения сиквелов к классическому роману вовремя умершего популярного романиста», хотя такой термин следует придумать. Этим занимались многие писатели, и такая деятельность («посмертная сиквелизация классики») оказалась особенно популярной в жанре научной фантастики. Ведь в конечном счете НФ в большей степени, чем большинство других жанров, определяется списком и количеством классических текстов. Новые НФ-романы неизбежно пишутся как диалоги (скрытые или открытые) с шедеврами этого жанра. Писатели, чьи знания о традициях жанра ограничены, обречены на запоздалый и утомительный процесс изобретения колеса. Писатели не столь невежественные знают, что их история вторжения инопланетян должна пересекаться со множеством предшествующих публикаций на эту тему.