Ночь на хуторе близ Диканьки

– Ни, – тяжело вздохнул кузнец. – Який же бес розумеет, шо на уме у бабы? А коли вона ще дивчина, так и…

– Туши свет, бросай бомбу?

– Две! Оксанка, она ж така… така… ну як сказать… От ежели б вашей милости взбрело ангела словами описать? Вот тут талия тонкая, а от тут…

– Вообще-то ангелы бесполы.

– А от тут у ей грудь от такая-а-а!!!

– На себе не показывай, – завистливо вздохнув, посоветовал Николя. Кузнец быстро опустил руки. – Что, совсем дело никак не движется?

– Ой та боже ж мой, можно подумать, шо я б вам не сказав?! Стоит, як пидсолнух в огороде!

Именно что не сказал. Вакула вообще не любил делиться личным.

Через пару минут Николя полностью был в курсе всех проблем тонких взаимоотношений единственной дочки козака Чуба и единственного сына дражайшей вдовы пани Солохи. Пару раз молодой человек едва удерживался от неприличного хохота, закусывал губу, но слушал не перебивая…

– Так от я вже сам и не розумию, треба оно мне али не? Она ж дивчина з сюрпризами та закидонами. У прошлых вечёрках опять спрашивала, добуду ли я ей те лабутены.

– Э-э…

– Ну то бишь черевички, да только на иноземный манер! А нешто я знаю, шо це таке, энти лабутены?

– Ну вроде как обувь, да? – уточнил Николя.

– Взутя, – поправил кузнец.

– Обувь.

– Я ж и кажу, взутя!

– Да ёлкина мама, пусть будет взутя, – всплеснул руками бывший гимназист. – Но по-русски это всего лишь обувь, чтоб ты знал!

– Так я и знаю…

– А чего тогда выё…ёживаешься?

Вакула поразмышлял, кротко вздохнул и признал, что реально выёживаться было не над чем.

– Отлично. Так вот, – примирительно протянул Николя. – Если мы с тобой самого господина исправника на сто восемьдесят градусов развернули, так неужто же ты будешь впадать в грусть из-за…

Кузнец гордо расправил плечи, ненавязчиво заполнив небольшую комнатку едва ли не от стены к стене. В карих глазах мелькнул опасный огонёк.

– Та вы, паныч Николя, никак меня обидеть хотели? Нешто я не вольный козак, нешто у меня гордости нема, шоб ось я так из-за какой-то юбки слёзы лил? Як тот, этот, ну… ваш, который… вин её ще потом придушив?

– Отелло, – догадался образованный друг.

– От он и есть. – Кузнец хлопнул ладонью по колену. – Так я не он, я долго страдать не стану, объеду Россию, та краше найду! От тока кажите, шо я сбрехнул, так петь мне з минарету козлиным голосом, коли не поменяю я уши ваши местами зправа налево!

– Вообще-то речь шла о том, что если вместе мы – сила, так почему ты впадаешь в грусть, вместо того чтобы попросить меня помочь?

– Ох… – тихо выдохнул разом сдувшийся Вакула. – Простите, Христа ради, паныч, то я за-ради той Оксанки вже голову потерял. Уж вот, на товарища верного голос повысил, як пёс цепной. А так и шо, впрямь помочь можете?

– Ну, надо разобраться в ситуации, оценить объект и сложность задачи. Может, хотя бы познакомишь для начала?

– Та за-ради бога. Пишлы!

– Пошли, – подтвердил Николя, легко вставая с лавки. – Давно хотел посмотреть на девушку, вот так легко вскружившую голову такому крепкому парню.

Кузнец сжал пудовые кулаки свои, похрустел пальцами, способными мять царские пятаки и гнуть подковы, как ивовые прутья.

– А и впрямь, что ж я як баба? Пойдёмте ж, коли старый козак Чуб с дьяком ещё гудят у моей маменьки, то, стало быть, полагаю, Оксана дома одна.

– Зайдём без повода? – уточнил галантный гимназист. – Ну, я имею в виду, что, может быть, стоит там шампанское взять, конфет французских, цветы опять же…

– Зачем?

– Затем, что мы в гости идём или как?

– Могу трохи горилки взять, – пожевав нижнюю губу, решился Вакула. – Думаете, шо ежели она выпьет, так и…

– Ничего подобного я не думаю! Ещё не хватало честных девушек на селе спаивать! Фу-фу-фу.

– Так они её сами пьют, аж даже хлещуть, – попытался оправдаться Вакула, быстро пряча бутылку на место. – И то верно, чего ж за-ради добрую горилку зазря тратить? Напьётся да и ще песни орать начнёт, приставать всячески со всеми… этими, як же их на латыни… непристойностями! Ох, може, тогда всё ж таки взять ту бутылку?!

В общем, опуская долгие переговоры, пустую болтовню и солёные мужские шутки, коими уж если и сыплют на дивной родине нашей, то так, шо немцу же не просто смерть, а смерть через «даст ист фантастиш!!!», собрались они кое-как, умылись, причесались и направились в гости.

А выйдя из тесной кузницы и вдохнув всей грудью дивный воздух наш, полный ароматов и таких чудесных благовоний, что и ни в какой индийской лавке тех басурманских редкостей, что завозят на Сорочинскую ярмарку турки али греки, не нанюхаешься, самые светлые надежды вдруг пробудились в чистых сердцах героев наших…

Да и есть ли где запахи более чудесные и приятные обонянию человеческому, нежели в благословенной Малороссии? Есть ли где вековые липы, такие, что вот подносишь к носу жёлтые цветочки их, а там аромат, аромат же – чистый мёд! А цветы?! Цветы столь прекрасные, что и красок нет, чтоб их описать, там, думаю, охры и на копейку не пошло, всё ярь да бакан!