Ночь на кордоне

Петьке скучно. На улицу он не ходит. Раньше ходил, а теперь нет. Не хочется… Так бы сидел и сидел под окошком.

Летом в школе стояли наши войска, артиллерийский полк. Вот была жизнь! Петька ездил на речку на военных лошадях, купал их…

В низеньком школьном здании, что в глубине двора, была столовая. Петькина мать мыла там посуду, а Петька ходил туда есть. Хорошо было… Только зайдёшь — мясным борщом пахнет. Солдаты посадят с собой за стол, дадут алюминиевую чашку, деревянную ложку — и хлебай, сколько хочешь. Поешь — проси добавки, нальют еще. Хорошо…

Мальчик проглотил слюну.

Мать, поставив на табурет большой таз, моет в нём ручную мельницу.

Хорошая штука мельница, когда есть что молоть. Покрутишь, покрутишь за ручку, и из зёрен ржи получается мука. А что мозоли на руках, так это ерунда. Завязал тряпкой, и всё.

В соседней комнате слышится возня. Это проснулся Гриша, Петькин брат. Он уже большой, ему тринадцать лет.

Немцы гоняли его под Коротояк чистить от снега дорогу. Два дня ночевал он в поле и простудился. Теперь второй месяц лежит в постели, кашляет, не встаёт.

— Петя, — говорит мать, — подложи в печку.

Мальчик сползает с лавки и, поддерживая соскакивающие штанишки, идёт за дровами… Он любит эту работу. Сядет на пол и подкладывает. Положит щепочку, она сначала лежит, дымится. Потом, где-нибудь с уголка, появится маленький огонёк. Жёлтые язычки пробегут вдоль щепки и потухнут, пробегут и потухнут. А потом сразу как пыхнет белым огнем, как загудит в печке… Хорошо!..

Петька терпеливо ждёт. Мать сегодня должна варить. Обязательно должна. Вчера ж не варила. Позавчера — тоже. Значит, сегодня будет. А есть так хочется! Она всё экономит… В погребе осталось полведра мелкой картошки. Морозы никак не дают матери сходить в деревню. Вот потеплеет, возьмёт она из шкафа пуховый платок, подарок отца, снимет с Петькиной кровати одеяло и выменяет муки… и картошки… и пшена. Только бы потеплело.

Петькина мать гордая. Недавно приходил полицай Михеев, вызвал её на крыльцо, разговаривал. Петька всё слышал.

— Елена, двух офицеров тебе поставлю, — говорит Михеев.

— Не надо.

— Ты подумай… Жить будешь — во как!

— Куда ж в такую квартиру офицеров?

— Дура… Не в квартире дело. Хозяйка нужна пригожая.

Мать только дверью хлопнула, да так, что со стены штукатурка отвалилась. Вскочила в комнату, начала было мести, потом швырнула веник в угол, схватила тряпку, стала тереть чистый стол… Лицо у неё красное, потому что ей стыдно. Петька хоть и маленький, а понимает, зачем нужна немцам «пригожая хозяйка»: котелки мыть да сапоги чистить.

А Петькина мать, правда, пригожая. Лучше всех на свете!

— Петька слышит, как шелестит бумага. Он быстро оглядывается. Мать разворачивает свёрток. Глаза у мальчика загорелись, он вскакивает и бежит к столу. Поднявшись на носки и ухватившись за край стола, он видит, как мать режет ножом кусок белого хлеба. Потом разворачивает промасленную бумажку. Масло ложится на хлеб тонкой плёночкой, так что пупырышки торчат наружу. Из кулёчка величиной с «козью ножку» посыпает сахаром. Делает это она очень осторожно, но всё же несколько крупинок роняет на стол.

Петька не просит. Он знает, это не ему. Мать уносит всё в другую комнату.

Мальчик хватает кусок хлебного мякиша, шлёпает им по столу и, собрав сахаринки, отправляет в рот. Потом плетётся за матерью. Вообще идти за ней не стоило бы…

Петька это понимает, но он не может. Ноги сами тащат его туда.

В дверях мать останавливает его.

— Петенька, не ходи…

— Я не буду просить. Я только посмотрю, и всё…

Гриша, Петькин брат, совсем худой и жёлтый. Он еле сидит, опираясь о подушки. Трясущейся рукой подносит он ко рту хлеб, кусает, жуёт. На запавших щеках, как у старика, бегают желваки и морщинки.

Петька внимательно следит за его ртом. Тот замечает его взгляд, отламывает кусок и протягивает мальчику. Петька прячет руки за спину, не берёт. Зачем ему? Он здоровый, а Гриша больной. Пусть ест…

— Бери. — Рука брата дрожит от напряжения.

Нагнув голову набок, Петька чешет ухо плечом, смотрит на мать.

— Ну возьми, — говорит она и, закрыв лицо платком, убегает на кухню.

Петька уходит в угол, отворачивается к стене и ест. Из кухни доносятся какие-то звуки. Мальчик перестаёт жевать, прислушивается. Это плачет мать. Она, наверно, тоже хочет хлеба с маслом. Петька идет к ней, теребит за локоть и протягивает оставшийся кусочек:

— На тебе. Я наелся.

* * *

Поздним вечером Петька лежит в постели. На столе горит каганец, сделанный из артиллерийского патрона. От него на полметра вокруг жёлтый свет. Мать сидит у изголовья и гладит пушистые волосы сына. Петька и один не боится спать, но с матерью лучше. У неё такие мягкие тёплые руки, она так хорошо рассказывает про отца…

— Отец сильный? — допытывается мальчик.

— Очень.

— Как дядя Сергей?

— Сильнеё.

— Ух ты!.. Я его помню, он немцам задаст. (Петьке было три года, когда отец ушёл на фронт.)

Мальчик высовывает из-под одеяла тоненькую ручонку, сжимает кулачок, вертит им, потом прячет и мечтательно улыбается.

— Я тоже буду сильный.

Некоторое время он задумчиво смотрит на коптюшку.