Ночь на перекрестке

Под натиском тревожных чувств он, как и г-жа Мишонне, превращался в ребенка. Взгляд его был полон мольбы. Ему хотелось успокоиться. Но больше всего он был озабочен своим видом, опасаясь зримых следов, которые могли бы остаться на его внешнем облике.

С другой стороны, Карл выказывал необыкновенную силу воли, поразительную способность преодолевать боль. Мегрэ, видевший обе его раны и отлично разбираясь в таких вещах, отдавал должное его выдержке.

 — Скажите Эльзе…

 — А вы сами не хотите ее видеть?

 — Нет, лучше не надо. Но скажите ей, что я здесь, что я выздоровлю, что… что у меня абсолютно ясная голова и что она должна верить мне. Повторите ей это слово: верить! Пусть перечитает кое-что из Библии. Например, историю Иова. Надо верить!.. «И всегда я узнаю своих», — так говорит Бог. Бог, который узнает своих. Скажите ей об этом. И еще: «В небесах больше радости из-за того…» Она поймет. И наконец: «Праведник испытывается девять раз на дню…»

Карл Андерсен казался непостижимым. Раненный, страдающий, распростертый на постели меж двух полицейских чинов, он с просветленной безмятежностью цитировал стихи Священного писания.

 — Надо верить! Скажите ей это, очень прошу. Разве может быть лучшее доказательство невиновности…

Заметив улыбку, блуждающую на губах инспектора Гранжана, Карл сощурил глаза и едва слышно процедил сквозь зубы, как бы самому себе:

— Franz"ose!

Француз! Иначе говоря, безбожник. Иначе говоря, скептик, фрондер, легкомысленный и нераскаявшийся человек.

Обескураженный, он повернулся лицом к стене и уставился в нее единственным живым глазом.

 — Вы ей скажете?..

Однако когда Мегрэ и его спутник отворили дверь комнаты Эльзы, они не увидели там никого.

Жарко, как в теплице. Густое облако сигаретного дыма. И пряная, плотная — хоть режь ее ножом — атмосфера, одуряющая смесь женских ароматов. От нее не только у лицеиста — у зрелого мужчины и то помутится разум.

Но ни души. И окно закрыто. Значит, Эльза не ушла через него.

Картина, маскирующая выемку в стене, пузырек с вероналом и пистолет, висела, как прежде.

Мегрэ отвел ее вбок. Пистолет куда-то исчез.

 — Да что ты на меня вытаращился, черт возьми? — внезапно взорвался он, сверля Гранжана свирепым взглядом, а тот, бедняга, следовавший за шефом по пятам, все еще взирал на него с глуповатым восторгом.

И вдруг комиссар так сильно стиснул зубами чубук, что он треснул и трубка упала на ковер.

 — Она сбежала?

 — Замолчи!

Комиссар впал в ярость и несправедливо обрушился на Гранжана. А тот, неприятно удивленный гневом начальника, застыл в неподвижности.

Еще не рассвело полностью. У земли по-прежнему клубился сероватый пар, который никак не рассеивался. По автостраде проехал автомобиль булочника, старый «форд», передние колеса которого восьмерили.

Неожиданно Мегрэ направился по коридору к лестнице, быстро сбежал вниз и, форсируя шаг, подошел к гостиной. Застекленные окна-двери, выходившие на террасу, были распахнуты настежь. И тут раздался душераздирающий, словно предсмертный крик, походивший то ли на крик совы, то ли на жалобный вой зверя, попавшего в беду.

Кричала женщина, и голос ее, прорываясь сквозь препятствие, звучал приглушенно.

Это могло быть и очень далеко, и совсем близко. Крик мог доноситься со стороны карниза наружной стены. Но он также мог доноситься из-под земли.

Ощущение ужаса было настолько явственным, что агент, стоявший у калитки, подбежал к комиссару и, бледный от волнения, пролепетал:

 — Слышали, комиссар?

 — Да заткнись ты, сто чертей!.. — заорал Мегрэ в порыве крайнего раздражения, однако не завершил свою гневную реплику: раздался выстрел, но настолько заглушенный, что никто не мог бы сказать, где стреляют — слева, справа, в парке, в доме, в лесу или на автостраде.

Затем послышались шаги на лестнице. Карл Андерсен, неестественно выпрямленный, словно одеревенелый, прижимая руку к груди, спускался вниз и, как безумный, возглашал:

 — Это она!.. Это она!..

Он задыхался. Его глазной протез оставался неподвижным. И нельзя было понять, на кого он так пристально смотрит здоровым глазом.

9. «В шеренгу, лицом к стене…»

Прошло несколько секунд. Едва замерло в воздухе последнее эхо детонации, как прогремел второй выстрел. Карл Андерсен дошел до аллеи, посыпанной гравием.

Один из агентов, охранявших парк, внезапно бросился к огороду, посреди которого возвышался колодец, увенчанный воротом. Он заглянул внутрь, отпрянул и дал резкий свисток.

 — Уведи его по-хорошему или силой! — крикнул Мегрэ, обращаясь к Люкасу и указывая на пошатывающегося датчанина.

В смутном рассвете все произошло очень быстро. Люкас подал знак одному из своих людей. Оба подошли к раненому, попытались заговорить с ним, но Карл и слушать их не хотел. Тогда они осторожно опрокинули его и понесли, хотя он дрыгал ногами и хрипло выкрикивал какие-то слова протеста.

Когда Мегрэ подошел к колодцу, стоявший здесь полицейский крикнул:

 — Внимание!

И в самом деле: со свистом пролетела пуля, а детонация подземного выстрела еще несколько раз повторилась гулким эхом.

 — Кто это там?