Ночь накануне

Акт первый: выбрать парня, который никогда тебя не полюбит. Акт второй: переделать его в того, кто будет тебя обожать. Акт третий: всеми возможными средствами заставить его заняться с тобой любовью. Акт четвертый: потерпеть фиаско и ощутить собственную никчемность. При необходимости повторить, дабы остаться запертой в ловушке собственного детства.

Сейчас мы успешно достигли финала.

А что, если существует и акт пятый, который я сейчас и разыгрываю? Не состоит ли он в возвращении в то темное и одинокое место глубоко под землей, куда каждому суждено вернуться, дабы обрести свой последний дом? Словно я неразрывно с ним связана или заслуживаю пребывания там.

А вдруг я ошиблась насчет первого акта? Что если он не мужчина, который никогда меня не полюбит, а обычный парень, с которым я надралась, вывернув душу наизнанку, и переспала на первом же свидании?

Вновь вызываю в памяти образ доктора Броуди. Изменения начинаются с осознания. Мне оно очевидно. Я же все подмечаю.

Надежда наполняет меня, и я по-настоящему улыбаюсь. И я теперь знаю, что делать дальше.

Открываю дверь и застаю Джонатана в спальне, застегивающего рубашку. Он поворачивается ко мне.

— Ты в порядке? — спрашивает он снова.

Я застенчиво улыбаюсь:

— Немного смущена…

Он прерывает свое занятие и склоняет голову набок:

— Почему?

— Разве это не очевидно? Это наше первое свидание, а я стою в твоей спальне, завернутая в полотенце.

Я не жду, что ты меня полюбишь. Хотя, наверное, еще можешь. Возможно, я не все испортила.

Он улыбается в ответ и поднимает с заправленной кровати аккуратную стопку одежды — причем моей. Нижнее белье, бюстгальтер, платье. О да! Он сложил мое белье. Джонатан подходит ко мне и вручает одежду.

— О’кей, — резюмирует он. — Во-первых, вот твой наряд. Хотя лично я предпочитаю полотенце. — Остряк подмигивает, и до меня внезапно доходит то, что ему уже сорок.

— Во-вторых, я заказал пиццу, так что, если рассуждать формально, сейчас у нас уже второе свидание.

— А-а-а, — изрекаю я с таким видом, будто он на моих глазах открыл, что земля круглая. — Понятно.

— Полегчало?

Действительно, мое настроение значительно поднимается.

Он обнимает меня за плечи и целует. Этот поцелуй, нечто среднее между формальным чмоканьем и теми страстными, которыми партнер покрывал меня в постели, несет в себе новые обещания. Я закрываю глаза и впитываю этот ободряющий поцелуй.

— Я откопал несколько тарелок и налил нам новую порцию виски. Наш выбор невелик: либо продолжать накачиваться спиртным, либо столкнуться с прелестями начинающегося похмелья.

— О’кей. Иду одеваться.

Он отпускает меня, и я снова иду к ванной.

— Кстати, — окликает меня Джонатан. — Ты заметила, что я успел обзавестись кроватью. Она тоже относится к мебели.

— Да, считается! — жизнерадостно соглашаюсь я.

На самом же деле ухажер только что напомнил мне о том списке. Женщина, которая звала его в первом баре. Машина. Маршрут, по которому мы добирались в порт, его работа и пустая после года холостяцкой жизни квартира.

Закрываю дверь ванной и провожу переоценку. В панике нет нужды. Я в курсе того, что многие вещи кажутся мне несоответствующими действительности. Однако на губах до сих пор остается вкус последнего поцелуя, и слышится стук тарелок, извлекаемых из шкафа в ожидании заказанной пиццы, поэтому моя оценка этой ночи резко скачет вверх. Присяжные могут удалиться на перерыв, решаю я.

Подобное решение дается непросто. Я вычерпываю воду из давшего течь судна.

Одеваюсь, снова смотрюсь в зеркало — больше нет причин медлить, лучше мой вид уже не будет. Тут я снова ощущаю колотье в висках.

Я лезу в аптечку. Непонятно, почему я не удосужилась проверить ее раньше. Мебель — отдельная история, но никто не может обойтись без туалетных принадлежностей.

Зубная щетка, паста, бальзам-ополаскиватель для десен. Крем для бритья и бритвенный станок, хотя не похоже, чтобы последними пользовались ежедневно. Дезодорант.

На полке сиротливо стоит пузырек адвила[12].

Напоминаю себе, что мужчины не слишком разбираются в таких вещах. В особенности, если были женаты и подобные заботы лежали на дражайших супругах. Они покупают лекарства только в случае необходимости. Так что, возможно, обезболивающее — единственное нужное ему средство.

Открываю бутылочку и высыпаю пилюли на открытую ладонь, собираясь принять две, от силы три, а остальные — положить на место.

Однако я не в силах проглотить ни одной.

Я уставилась на руку и чувствую, как мой кораблик еще глубже садится в воду.

Среди круглых, красно-коричневых таблеток обнаруживается еще кое-что столь же круглое, сияющее золотом.

Я долго не могу оторвать от него взгляд. Ошибки быть не может — это обручальное кольцо.

Подношу его к глазам и читаю витиеватую надпись, выгравированную на внутренней стороне.

Джонатану в знак вечной любви…

Любовь. Вот оно — это постоянно ускользающее слово.

Только это вечное чувство предназначено не для меня. Оно всегда не для меня.