Ночь накануне

— Не знаю, — скривился умник. — Но Роузи и Джо держатся великолепно, хотя полиция их не оставила. Мы подождем еще денек, и потом я вывезу тебя из города. Ты поедешь в багажнике и просидишь там, пока мы не найдем безопасного местечка.

— А как насчет Мелиссы? — поинтересовалась я. По словам Гейба, супруга укатила в командировку, но, несомненно, должна вернуться домой на выходных. А на следующее утро наступит суббота, если я еще не потеряла окончательно счет времени.

— Насчет нее не волнуйся. Она уехала по работе и не вернется до нашего отъезда.

— А Роузи… — от одной мысли о разлуке с сестрой я начинаю реветь. — Я не хочу никуда уезжать, Гейб. Не хочу бросать единственное, что осталось в моей жизни!

Он хватает меня за плечи и трясет. Радостное возбуждение на его лице уступает место гневу. Генерал задает трепку своему солдату.

— Я приложил столько усилий, столько раз подвергался опасности и отказался от собственной жизни ради твоего спасения. Ты могла бы проявить хоть чуточку благодарности и делать то, что тебе говорят!

Тогда я замолчала, подавившись собственными слезами и проглотив первобытный животный ужас, охвативший меня целиком.

— Договорились? — спросил меня командир смягчившимся голосом.

Я кивнула.

— Хорошо, Гейб. — Я боялась перечить психу.

— Как только Роузи снова позвонит, мне придется тебя покинуть.

Проходил час за часом — сестра не звонила. Я спрашивала у Гейба, который час, но тот ответил, что мне лучше не знать, чтобы не волноваться.

Он поднялся наверх, чтобы поговорить с Роузи, затем вернулся и велел мне отдыхать и набираться сил. Я снова улеглась и сделала вид, что сплю, хотя постоянно чувствовала на себе взгляд умника, сидящего рядом с моим матрасом.

Следующий звонок раздался после очередного рассвета. Надзиратель, не догадывавшийся о моем обмане, встряхнул меня за грудки и сообщил, что ему пора.

— Не смей соваться наверх, — напомнил мне заговорщик. — И не светись снаружи, если не услышишь троекратного стука с потолка.

— Помню, — буркнула я. Конспиратор вновь и вновь повторял указания, и я не осмеливалась ему возражать. Понятно, я могла ошибаться в своих предположениях насчет Гейба, но, в конце концов, мне придется принять решение, доверившись рассуждениям, которые раз за разом оказывались недостоверными — гарантировано опытом.

А я про себя рассудила, что Гейб рехнулся.

Он ушел во второй раз, а я, услышав хлопок дверцы и шуршание шин, забралась на старый сундук, выглянула в крохотное оконце, выходящее на улицу, и смотрела, как его машина исчезает между деревьев подъездной аллеи и направляется по переулку Оленьих холмов к вершине горки.

Тогда я слезла со своей опоры и взбежала по лестнице к двери. Не зная, куда идти, я собиралась разыскать сумочку Роузи со своим телефоном, попытаться зарядить его и позвонить сестре. Либо найти городской телефон или компьютер в доме. У меня был вариант просто бежать подальше от жилища чокнутого сквозь подлесок в глубину заповедника. Там мне известен каждый клочок земли, и я смогла бы скрываться до тех пор, пока не выяснится, что происходит.

Сходя с ума от страха, я взлетела на верхнюю ступеньку лестницы, нашарила ручку и повернула, но дверь не открывалась. Я пыталась крутить ее то в одну, то в другую сторону, но ничего не вышло. Замок был заперт снаружи. Тогда я изо всех сил потянула ее на себя, надеясь, что язычок замка проломит старую древесину и дверь откроется. Однако папаша Гейба установил ее на совесть. К тому же, когда мы заходили в подвал, я заметила тяжеленный засов. Я не помнила, слышала ли его лязг после ухода Гейба, но времени предаваться воспоминаниям не было.

Я вернулась, сбежав вниз по лестнице, и устремилась за дверь подсобки, мимо водонагревателя и холодильника в дальний угол, где бетонные ступеньки вели к тяжелым ставням квадратного потолочного люка. Открыв задвижку, я надавила на нижнюю створку. В детстве мне тысячи раз доводилось вылезать из этих воротец, и с тех пор их конструкция ничуть не изменилась. Крышка сдвинулась не больше, чем на дюйм, а через образовавшуюся щель виднелись звенья железной цепи, блокировавшей снаружи и этот выход.

От разочарования я закричала в голос. Раз, потом другой. Согнулась и заорала снова, молотя кулаками по бедрам. Других путей эвакуации не предусматривалось. Окна не открывались и были настолько узкими, что в них не пролез бы и ребенок. Существовало лишь два выхода подвала, и оба оказались запертыми.

Гейб вовсе не спасал меня от полиции и обвинения в преступлениях, которых я не совершала. Я стала узницей, а он — моим тюремщиком.

Я занялась поисками, собираясь обшаривать каждый дюйм подвала, пока не найду инструмента, которым можно перерубить цепь или снести дверь. Начав с угла с матрасом, я продвигалась дальше, открывая коробки с достопамятным хламом: одеждой миссис Уоллис, фотографиями в рамках. На самом верху красовался снимок Рика, и мне стало интересно, не спускался ли сюда Гейб специально ради того, чтобы посмотреть на портрет братца, и не сошел ли он с ума, вспоминая о вечных унижениях, которым подвергался в собственном доме.