Ночь накануне

Володя ударил его в здоровый левый глаз. Но противник находился в большей весовой категории, и удар не принес желаемого результата. Он даже не сдвинулся с места. К тому ж удар, видимо, был не совсем умелым. Володя не Делон — бьет не как надо, а как получится.

«All dead, all dead…»

Никто не выглянул из окна и не вышел на балкон, чтобы окриком пресечь драку. Хотя крики Кати в ночной тишине разбудили бы мертвого. Но, видимо, все слушали «Queen» и не хотели слушать ничего другого.

Нож был у четвертого, самого неприметного.

Первый тычок пришелся в левую часть живота. Володя даже не понял, что произошло, ибо сначала не почувствовал боли. В свете фонаря увидел мутно-красное пятно на отутюженной утром светлой рубашке.

Он опять попытался ударить красноглазого, но лишь повалился на гравий. Шпана, вместо того чтобы разбежаться, поняв, что переборщили, бросилась добивать жертву. То ли, словно акулы, почуяла большую кровь, то ли каждый считал делом блатной чести закончить начатое.

Еще два удара пришлось в живот, четвертый в грудь, и, наконец, нож резанул по артерии на его шее.

Володя инстинктивно схватился за горло, пытаясь остановить кровотечение, но тут же потерял сознание от болевого шока. Перед глазами, словно в тумане, мелькнуло улыбающееся лицо Делона на фоне лозунга «О, спорт, — ты мир», и пошли титры.

В смысле — один титр.

«Конец фильма».

Потом он плыл по голубому небу на огромном белом облаке, словно олимпийский мишка на воздушных шариках. Прыгал на нем, как на батуте. Ему было очень хорошо, так хорошо, как никогда не было раньше. Иногда внизу под ним мелькали странные картинки — кафельная больничная стена, почерневшее от ужаса лицо мамы, окровавленный белый халат.

И, словно музыкальный фон, — голос Фредди Меркьюри.

Но при всей сказочности этого состояния ему почему-то не хотелось оставаться в сказке.

Мама потом сказала, что надежды не было.

Она тогда плохо соображала. Помнила, как ехала с плачущей Катей в «скорой», как разрыдалась в приемном покое, услышав вердикт кого-то из медперсонала «без вариантов». Как перед оперблоком, где она, сидя на банкетке, молилась про себя, к ней подошел врач в марлевой повязке, положил руку на плечо и негромко пообещал: «Я его вытащу». И как, спустя четыре часа, выйдя из операционной, сообщил: «Будет жить… Я же обещал».

После, в приемном покое у сестрички, она узнала, что операцию проводил доктор Скуранский.

В последующие девять лет, в ту памятную, не отмеченную в календаре дату, мама привозила ему в больницу цветы. На десятый ей сообщили, что доктор Скуранский по непонятной причине выбросился из окна своей квартиры. Якобы алкоголь. Мать узнала, где он похоронен, и отвезла букет на его могилу.

В институт Володя поступил на следующий год. Той же зимой ему пришла повестка из военкомата. Придя туда, он спросил, а почему зимой? Ведь осенний призыв уже закончен. «А ты не знаешь, что в мире происходит?» — мрачно спросил дежурный офицер. В мире происходил Афганистан…

В армию его не забрали по состоянию здоровья. Когда врач на медкомиссии ознакомился с принесенной им медицинской карточкой, то удивленно поднял глаза на призывника, не сказав ни слова.

Парням дали по два года колонии. Один оказался пасынком какого-то партийного функционера среднего звена, поэтому суд счел возможным назначить наказание ниже низшего предела. Правда, того, что бил ножом, так и не нашли. Остальные в голос заявили, будто бы познакомились с ним в этот же день, кроме клички, ничего о нем не знают, и вообще, это он предложил им выпить, а затем кого-нибудь пощекотать. А после драки куда-то смылся.

Катя вышла замуж три года спустя после случившегося. За какого-то курсанта военного училища. Уехала с ним по распределению на Кавказ.

Володя тоже женился. На пятом курсе института. Познакомились на студенческой дискотеке, которую как раз и вел. Знакомство оказалось удачным. Через две недели подали заявление. И, несмотря на малооптимистичные прогнозы близких, до сих пор не разбежались. Двое детей-близняшек, сейчас уже взрослых, жена — дизайнер садовых участков. Отдельная квартира, дача. Мама по-прежнему жила на Юго-Западе, в том же доме. Хорошая, спокойная работа, тьфу-тьфу — никаких особых проблем со здоровьем. У дочки — первая любовь.

И завтра всё должно исчезнуть… Насовсем. Без дураков.

Он вынырнул из воспоминаний, посмотрел на монитор, где участники чата продолжали выяснять, что задумал Основатель.

«Верный вопрос. Я решил дать вам шанс».

«Кому?» — написал Бомонд.

«Миру. Людям. Вам».

«Тогда говори, время идет», — потребовал Владимир Дмитриевич.

Основатель ответил. Не совсем доходчиво и внятно.

«Ты хочешь, чтобы мы нашли смысл жизни? Сформулировали цель человеческого существования?» — Владимир Дмитриевич по привычке поставил смайлик.

Когда после ответа Основателя он печатал очередной уточняющий вопрос, из висящего над дверьми динамика раздался голос звукорежиссера Димы: