А он никогда не считал себя жестоким.
Дэниел поднял глаза на Энн. Та все еще стояла посреди комнаты, обхватив себя руками.
– Меня зовут… звали Аннелиза Шоукросс. В шестнадцать лет я совершила ужасную ошибку, за которую плачу до сих пор.
– Что бы ты ни сделала… – начал Дэниел, но она подняла руку.
– Я не девственна, – прошептала она. Слова повисли в воздухе.
– Мне все равно, – заверил он и понял, что это действительно так.
– А должно быть не все равно.
– Но мне все равно.
Энн улыбнулась ему… несчастной, тоскливой улыбкой, словно была готова простить, если он передумает.
– Его зовут Джордж Кервель. Теперь сэр Джордж Кервель, поскольку его отец умер. Я выросла в Нортумберленде, в довольно большой деревне, в западной части графства. Мой отец – сельский джентльмен. Мы всегда жили неплохо и хотя не были особенно богаты, все же пользовались уважением. Нас повсюду приглашали, и считалось, что я и мои сестры удачно выйдем замуж.
Дэниел кивнул. Все это вполне можно представить.
– Кервели были очень богаты, по крайней мере в сравнении с остальными. Когда я смотрю на это…
Она оглядела элегантно обставленную спальню, всю роскошь, которую он принимал как должное. В Европе у него не было такого комфорта, и теперь он не упустит возможности оценить подобные вещи.
– Конечно, статус Кервелей был ниже твоего, – продолжала Энн. – Но для нас… для всех в округе они бесспорно были самой знатной семьей из всех, кого мы знали. Джордж был единственным ребенком. Он был очень красив, умел ухаживать, и я посчитала, что влюблена.
Она беспомощно пожала плечами и посмотрела в потолок, словно прося прощения за себя, только очень молодую.
– Он сказал, что любит меня, – прошептала она.
Дэниел сглотнул, испытывая странное ощущение, почти предчувствие того, каково это – быть родителем. Когда-нибудь, если позволит господь, у него родится дочь, и эта дочь будет похожа на стоящую перед ним женщину, и если она с недоумением посмотрит на него, шепча «он сказал, что любит меня»…
Приемлемым ответом будет только убийство негодяя, посмевшего обидеть его дочь.
– Я думала, он собирается жениться на мне, – продолжала Энн, возвращая его к реальности. Похоже, она обрела некое равновесие, потому что голос был резким, почти деловым. – Но дело в том, что он никогда ничего подобного не обещал. Даже не упоминал о женитьбе. Поэтому, полагаю, каким-то образом часть вины лежит на мне…
– Нет, – свирепо перебил Дэниел. «Что бы ни случилось, она ни в чем не виновата. Слишком легко было догадаться, что было дальше. Богатый, красивый мужчина, впечатлительная молодая девушка… Ужасная картина. Ужасная в своей обыденности».
Энн благодарно улыбнулась.
– Не хочу сказать, что виню себя, потому что этого нет. Больше нет. Но мне следовало сознавать, что я делаю.
– Энн…
– Нет, – решительно сказала она, останавливая все протесты. – Мне следовало сознавать, что я делаю. И быть благоразумнее. Он не упоминал о женитьбе. Ни разу. Я сама предположила, что он сделает мне предложение. Потому что… не знаю. Просто предположила. Я девушка из хорошей семьи. Мне в голову не приходило, что он не захочет жениться на мне. И… о, сейчас это звучит кошмарно, но, по правде говоря, я была молодой и хорошенькой и знала это. Боже, каким глупым это сейчас кажется!
– Вовсе нет, – мягко ответил Дэниел. – Мы все были молоды.
– Я позволила ему целовать меня, – продолжала она и тихо добавила: – А потом позволила еще очень многое.
Дэниел застыл, ожидая волны ревности, которая так и не нахлынула. Он ненавидел человека, который воспользовался ее невинностью, но совсем не ревновал. Он вдруг понял, что вовсе и не хотел быть ее первым. Ему просто нужно стать ее последним и единственным.
– Тебе необязательно рассказывать дальше, – сказал он.
– Нет. Я все расскажу, – вздохнула Энн. Не из-за этого. Из-за того, что случилось дальше.
В порыве нервной энергии она пересекла комнату и схватилась за спинку стула. Пальцы вцепились в обивку, и это дало ей возможность смотреть на что-то во время монолога.
– Нужно быть честной, до какого-то момента мне нравилось то, что он делал. Да и потом… это не было так ужасно. Просто немного неловко и чуточку неудобно.
Она подняла голову. Ее глаза смотрели на него с ошеломляющей искренностью.
– Но мне понравилось то, что именно я вызывала в нем подобные чувства. Я ощущала себя всемогущей, и когда увидела его в следующий раз, была готова позволить ему сделать это снова.
Она закрыла глаза, и Дэниел практически увидел промелькнувшие на ее лице воспоминания.
– Это была ночь Иванова дня, такая ясная, что можно было целую вечность считать звезды.
– Что случилось? – спокойно спросил он.
Энн моргнула, словно очнувшись ото сна, и заговорила с почти выводившей из себя небрежностью:
– Я узнала, что он предложил руку другой. Назавтра после того дня, как я отдалась ему.
Ярость, растущая в нем, разгоралась все ярче. Дэниел в жизни не ощущал такого гнева и желания убить ради другого. «Неужели это и означает любовь? Когда боль любимой ранит сильнее собственной?»