Ночь наслаждений

Энн пыталась глубоко вздохнуть, но зубы были сжаты так крепко, что ее трясло, когда она пыталась втянуть в себя воздух. Она… чертовски зла. Куда подевались страх, предчувствие самого дурного, стыд? Вместо этого в крови кипела ярость. Этот человек украл восемь лет ее жизни! Запугал ее, сделал одиноким изгоем! Похитил невинность ее тела и раздавил невинность духа! Но на этот раз ему не удастся победить!

Она наконец счастлива. Не просто чувствует себя в безопасности. Не просто довольна. Счастлива. Она любила Дэниела, и каким-то чудом получилось так, что он отвечал ей взаимностью. Будущее играло прекрасными красками рассвета в оранжево-розовых оттенках, и Энн уже видела себя рядом с Дэниелом. У них будут семья и дети. Она ни за что не расстанется с этой мечтой! Как бы ни были велики ее грехи, она уже давно за них расплатилась.

– Джордж Кервель, – сказала она со странным спокойствием, – ты чирей на лице человечества.

Он глянул на нее с легким любопытством, но тут же пожал плечами и отвернулся к окну.

– Куда мы едем? – снова спросила она.

– Недалеко.

Энн тоже выглянула в окно. Теперь, после того как она вытолкнула Френсис из экипажа, они ехали гораздо быстрее. Она не узнавала мест, но, кажется, они двигались к северу. По крайней мере по большей части к северу. Они давно оставили позади Риджентс-парк, и хотя она никогда не водила туда девочек, все же знала, что он расположен к северу от Мэрилебон.

Экипаж продолжал ехать так же быстро, замедляя ход только на перекрестках, но Энн успевала читать вывески на магазинах. На одной было написано «Кентиш-таун». Она слышала о таком. Деревня на окраине Лондона. Джордж сказал, что они не уедут далеко, и, возможно, это правда. Но все же Энн не думала, что кто-то сумеет найти ее, прежде чем Джордж попытается осуществить свой план. Он, кажется, ничего не сказал в присутствии Френсис такого, что могло бы указать на то, куда они едут. Да и в любом случае бедная девочка будет в ужасном состоянии к тому времени, как доберется до дома.

Энн придется спасаться самой.

– Пора стать своей собственной героиней, – прошептала она.

– А это еще что такое? – скучающе спросил Джордж.

– Ничего.

Но ее мысли лихорадочно метались. Как она сумеет сделать это? Есть ли смысл планировать что-то или просто остается сидеть и ждать, как развернутся события? Трудно понять, как можно сбежать, пока не увидишь, где оказалась.

Джордж с возрастающим подозрением повернулся к ней:

– Ты выглядишь весьма сосредоточенной, – заметил он.

Она проигнорировала его. Как нащупать его слабые места? Он тщеславен: как можно использовать это к своей выгоде?

– О чем ты думаешь? – не выдержал он.

Энн улыбнулась. Значит, Джорджу не нравилось, когда его игнорируют. Это тоже может быть полезно.

– Чему ты улыбаешься? – завопил он.

Она повернулась, старательно делая вид, будто только сейчас его услышала.

– Прости. Ты что-то сказал?

Его глаза злобно сузились:

– Что ты затеваешь?

– Но что я могу затевать? Я сижу в экипаже, меня похитили, куда-то везут. А что затеваешь ты?

Мышца на здоровой щеке быстро задергалась.

– Не смей говорить со мной в таком тоне!

Энн пожала плечами и выразительно закатила глаза. Ему это точно не понравится.

– Ты что-то задумала, – обвинил он.

Она снова пожала плечами, решив, что если с Джорджем что-то сработало однажды, то, значит, сработает еще лучше во второй раз.

Она оказалась права. Его лицо пошло красными пятнами ярости, отчего неестественно белый шрам резко выделялся на коже. Как ни неприятно ей было наблюдать, она все же не могла оторвать глаз.

Джордж заметил ее взгляд и еще больше вышел из себя.

– Что ты задумала? – взвизгнул он, тыча в нее трясущимся пальцем.

– Ничего, – честно ответила Энн. По крайней мере, ничего особенного. Прямо сейчас она старалась как можно сильнее его разозлить. И у нее прекрасно получалось.

Она поняла, что он не привык к женскому презрению. Тогда, восемь лет назад, девушки стелились перед ним, ловя каждое его слово. Она не знала, какого рода внимание он привлекает сейчас, но, по правде говоря, когда он не был багровым от ярости, вовсе не казался уродливым даже со шрамом. Некоторые женщины пожалели бы его, но другие, возможно, нашли бы неотразимым, даже таинственным, тем более что шрам был похож на зажившую рану героя войны.

Но презрение? Ему это вряд ли понравится, тем более ее презрение.

– Ты снова улыбаешься! – заметил Джордж тоном обвинителя.

– Вовсе нет, – солгала Энн, но тон при этом был отчетливо издевательским.

– Не пытайся мне противоречить! – взвился он, снова тыча пальцем ей в плечо. – Тебе не выиграть!

Она пожала плечами.

– Да что это с тобой? – заревел он.

– Ничего, – отмахнулась она, потому что к этому времени поняла: ничто не может взбесить его больше, чем ее полное спокойствие. Он хотел, чтобы она сжималась от ужаса. Хотел видеть, как она дрожит. Хотел слышать, как она умоляет о пощаде.

Но вместо всего этого Энн отвернулась от него и уставилась в окно.

– Смотри на меня! – приказал Джордж.

Она выждала секунду, прежде чем ответить:

– Нет!

– Смотри на меня! – прорычал он.

– Нет.

– Смотри на меня! – завопил он.