Ночь ночей. Легенда о БЕНАПах

Класс топографии был единственным помещением во всем армейском дореволюционном строении, где было тепло. Какая-то заветная труба, доставляющая калории неведомому кумиру, случайно пролегла через это небольшое классное помещение… Действительно, тепло было еще только в столовой (но сквозняки там гуляли такие, что их можно было без преувеличений именовать тайфунами). А вот в классе топографии… На всю комнату огромный «ящик с песком» — узнаваемый макет строений и рельефа местности, идущей на север от города на Волге. Очень ладный макет городка самого училища и ближайших окрестностей, дороги, линии связи, лесной массив, крутой обрывистый берег реки. Даже маленький домик лесника… Курсанты располагались на скамейках вокруг ящика, не теряя ни секунды, по-кошачьи блаженно прикрывали глаза, согревались и тут же засыпали. Ни голос капитана, размеренный и вкрадчивый, ни отсутствие спинки у скамеек, ни угроза дисциплинарных взысканий не были помехой этому блаженству. Спать научились в любой обстановке, в любом положении: сидя, не облокачиваясь (пожалуйста!), подложив обе ладони под колени — получалась устойчивая трапеция, если еще научиться не закрывать при этом глаза, а мастера умели вытаращить их на преподавателя… И спи, пока подсознанием не услышишь собственную фамилию. Тут кричи, как оглашенный: «Й-й-а-а!» — и вскакивай. Дальше действуй по обстоятельствам — страдающие бессонницей, может быть, что-нибудь подскажут. А в крайнем случае нагоняй и «пара», «но ведь двойка не единица, ее тоже заслужить надо!..» (курсантский юмор). Еще в клубе спали на любом собрании или сборе. Научились спать даже в строю, на ходу — да-да, во время движения колонны — тут главное, чтобы направляющий правофланговый не заснул, а то вся колонна может потерять ориентацию и при легком повороте дороги, не сворачивая, уйти далеко в поле и очутиться в первой канаве… Однажды взвод ушел в открытое поле, а комвзвода, как сомнамбула, один шкандыбал по дороге, цепляя нога за ногу, и спал тоже… Умудрялись спать даже на посту, по стойке смирно, опираясь на винтовку, — замечательное устройство для обретения равновесия!..

Вот где никогда не спал наш будущий взводный, так это на занятиях по топографии. Никогда. Ему нравились эта чарующая игра в знаки и общение с самой землей, общение со всем тем, что располагается на ее поверхности… Был случай, когда из всего курсантского взвода не спал он один. И покладистый капитан Ниточкин всю лекцию изложил ему одному. И только ему задавал контрольные вопросы. Капитан, казалось, даже привык к такой расстановке сил и в конце занятия, после общей команды «Встать!» и перед командой «Занятие окончено», добавлял, доверительно глядя на своего единственного слушателя:

— Поделитесь знаниями с товарищами курсантами. А они поделятся с вами своими сладкими сновидениями, — словно цитировал чужую фразу (по всей видимости, так выговаривал это словосочетание его преподаватель топографии).

Надо прямо сказать: крепкими топографическими знаниями взводный был обязан терпению и задумчивой скромности капитана Ниточкина. Это он научил его полюбить не только предмет, но и саму карту. Не только саму карту, но и ту местность, которую она изображала. И так называемая местность начинала отзываться на его любовь — шептала ответы, подсказывала разгадки, а порой творила чудеса… Это капитану Ниточкину, крестьянскому сыну (и по облику, и по говору волжскому, и по характеру), дали кличку «Граф» — от фонетического родства с его главным словом «ТОПОГРАФИЯ». Так вот этот вантей из вантеев по прозвищу Граф учил их вместо линий, цифр и закорючек в одно мгновение обнаруживать настоящий рельеф с подъемами, спусками, болотами и строениями. А для самого капитана это, казалось, была вся жизнь, обозначенная символами на листе карты…

Постепенно обнаружилось, что всем этим премудростям взводный обучился: интересно было сличать карту с местностью, словно ты уже здесь когда-то бывал, очень давно, и теперь только проверяешь: все ли так же сохранилось или что-нибудь изменилось?.. Менялись обычно не предметы и приметы, а размеры. И чаще всего строения превращались в развалины, а лесок — в горелую или вырубленную пнёвую поляну… Нет, командир взвода не забывал капитана Ниточкина. Сколько раз, выбираясь из очередной передряги, произносил про себя слова благодарности, обращенные к нему. К Графу… Это он, капитан Ниточкин, никакой не граф, если не знал, то чувствовал: в нашей просторной стране пути распространения знаний неисповедимы.

Может быть, и не вспомнил бы взводный своего преподавателя топографии так подробно, если бы не эта ночь ночей возле мельницы, если бы не почувствовал определенной, далекой и таинственной связи между капитаном Ниточкиным и гвардии майором Беклемишевым.

За лесными партами