Ночь падших ангелов

— С почином тебя, сын мой! Я вижу, старался ты от души, — он прикинул на руке Ромкину выручку, теперь целиком ссыпанную из карманов в полотняный мешочек. — Сколько здесь?

— Не знаю, отец мой! — Роман удивленно взглянул на Никодима: не думает ли тот, что он фотографировал взглядом и подсчитывал каждую поданную монетку? Но оказалось, что именно так и следовало поступать. Тут Роман, утомленный тяжелым днем, не выдержал и взбунтовался:

— Отец мой! Я собиратель, а не счетовод!

— Все в деле важно, сын мой, — мягко возразил ему наместник. Но больше не стал настаивать на своем, а просто присоединил Ромкин мешочек к другим, похожим. Только, судя по их объемам, содержащим в себе куда меньше налички.

Ромке оставалось только гадать, с чего бы ему подавали больше других. Место хорошее? Или сыграла роль его подлинная инвалидность, какую при всем желании невозможно подделать? Или его благообразный вид — явно не алкаш, а просто эдакий попавший в трудные условия человек? Да еще и с чувством благодаривший людей? Но в чем бы ни крылась причина, а на душе у Романа было гадостно, оттого что именно он сумел сегодня обмануть большее количество народа, чем другие.

— Стахановец, блин! — процедил он, выехав от отца Никодима и поймав свое отражение в оконном стекле.

С отросшими волосами и бородой, в которых уже пробивалась ранняя седина, а еще исхудавший за последнее время, он выглядел сейчас намного старше своих лет и, надо признать, действительно был весьма харизматичен. Встреть он такого на улице, и сам бы ему подал. Пусть и не последнее, но честно заработанный трудовой рубль, один из многих, которые ручейком потекут на счета Ноздрева.

Роман аж зубами скрипнул от охватившей его злости, вспомнив «преподобного», стоящего на сцене. Есть же такие скользкие твари, которые способны вывернуться буквально из любой ситуации! И, снова удачно устроившись, сосать, сосать из других все, что только возможно…

Осознав, что охвативший его гнев готов исказить лицо, Роман взял себя в руки. И поехал в трапезную, на ужин, уже привычно высматривая Ланочку среди проходящих мимо людей. Хотя теперь и знал, что напрасно. Что там Генка сказал? «У нее режим в корне от твоего отличается»? А ведь верно! Если по ночам она… Ромка предпочел не додумывать до конца эту мысль… Тогда, значит, ложится спать она уже на рассвете и, следовательно, спит, как минимум, до обеда. А с обеда и до заката снова идет в город проповедовать на набережной. Так что если он хочет увидеть ее, то надо попытаться рассчитать, когда это может быть возможно. Учитывая, что сам он теперь будет занят с утра до вечера, без выходных.

При мысли о том, что и завтра ему предстоит такой же тяжелый день, какой он не без труда ухитрился пережить сегодня, и что последующие дни будут ничуть не лучше, Роману захотелось остановиться посреди дорожки и волком завыть. Но он быстро подавил в себе это упадническое настроение, просто запретив себе думать о своих «рабочих сменах», не особо изматывающих физически (хотя неподвижно сидеть целыми днями тоже было не сахар), зато эмоционально способных прямо-таки выпотрошить.

Однако это было то, к чему он с самого начала был готов, да и отступать было поздно. Впрочем, он и не собирался этого делать. Это уж так, накатила внезапная хандра, которую надо просто преодолеть, чтобы не мешала двигаться к цели.

10

Особенно остро свое отвращение к новой «работе» Роман ощутил спустя несколько дней, изматывающих своей томительной монотонностью. Сценарий у лагерной жизни всегда был один и тот же: подъемы — завтраки, сдобренные щедрыми молитвами, — выезды на точку — возвращения, со сдачей выручки «святому наместнику» — ужины с зомбирующими мозги проповедями (во время которых, как и ожидалось, «святые отцы» упомянули-таки про «отступника» брата Тихона и постигшую его кару — божью, по их словам) — отбой. Даже в армии было гораздо лучше! Там, по крайней мере, в течение дня приходилось двигаться, а не сиднем сидеть. Чтобы устранить последствия дневной неподвижности, Ромка, деятельный по натуре человек, со второго же дня взял себе за правило делать по утрам зарядку. Зафиксировав кости таза под спинкой кровати, делал упражнения на спину и пресс, а потом, выехав на крыльцо, уже с каталки хватался за имевшуюся там перекладину, чтобы выполнить подтягивания на руках. Молчаливый брат Иван только головой качал, глядя на все это, и лишь иногда бормотал, проходя мимо:

— Ну, будет тебе уже, будет. Поехали завтракать.

Арсений проявлял к Ромкиным художествам больше интереса, даже брался считать количество сделанных им упражнений. Но потом пожимал плечами и интересовался:

— А оно тебе надо?

— Если б не было надо — не делал бы, — философски отвечал разгоряченный нагрузкой Ромка, возвращаясь обратно на свое кресло, чтобы добраться до умывальника с его соленой морской водой.