Ночь падших ангелов

Понимая их состояние, Поль поспешил сообщить обоим еще более свежие новости:

— У нас теперь будет возможность вполне регулярно узнавать о жизни Тарталатова почти в режиме онлайн. Эта Ланочка постаралась. Сказала, что раз в два-три дня будет оставлять нам коротенькие записки о нем. Первая будет спрятана под сиденьем скамьи, на которой они с Ромкой общались. И в этой же записке будет сказано, где мы сможем вторую потом найти.

— Конспираторша, блин! — проворчала Аглая.

— И все же, Айка, ты только подумай: эта девочка, возможно, впервые за свою жизнь в этой секте пошла на нарушение царящих там правил, — вступился за Ланочку Гена. — Ведь о записках-то мы ее даже и не просили! Она сама вызвалась их писать. Четко понимая, что настоятели бы этого не одобрили, иначе бы так не пыталась все от них скрыть.

— Да, что-то хорошее в ней есть, — вынуждена была признать Айка. — И Ромка ей тоже небезразличен, она своим поведением при нашей встрече выдала себя с головой. И может, она совсем не виновата в том, что из-за нее мозги у Ромки съехали набекрень, но… кстати! — Спохватившись, она развернулась к Ярополку: — Что ты сегодня скажешь про общение с ней?

— Вообще никаких побочных эффектов! — заверил он, сразу поняв, что Аглая имеет в виду. — Даже никакого намека!

— Ясно. — Аглая вздохнула. С позавчерашнего дня теплилась в ней надежда: убедиться, что дело вовсе не в Ланочке, а в ее коварных духах. А потом и Ромку как-то ухитриться в том убедить. Но оказалось, что на самом деле все не так просто. Все гораздо сложнее! Аглая упорно не понимала брата умом, но словно бы чувствовала все то, что побудило Ромку ко всем его действиям. А тут еще и Ланочка эта, как специально, так себя вела, что у Аглаи поневоле проходила вся злость на нее.

9

Хоть Ромка и на многое был готов, когда принял свое решение о внедрении в секту, но на свою первую «рабочую смену» он отправился как на казнь, стараясь при этом не думать о том, что его ожидает. Но все равно руки словно цепенели, отказываясь крутить колеса инвалидного кресла. Так что Роман едва поспевал за своим проводником, указывающим дорогу.

Проповедником был один из тех «бойцов», что были подручными у отца Никодима и курировали территорию рынка. Тот шел чуть впереди, будто не имея к Ромке никакого отношения.

Согласно полученным инструкциям Роман должен был соблюдать между ними дистанцию и просто следить, где «боец» махнет рукой, указывая нужное место. После чего тот пойдет дальше как ни в чем не бывало, а новоиспеченный «нищий» останется и приступит к делу, при одной мысли о котором у Ромки все внутри переворачивалось.

Он успокаивал себя как мог: что у них на рынке куда больше приезжих, чем местных, которые его могли бы узнать. Что люди обычно проходят мимо нищих, стараясь и вовсе на них не смотреть, а стыдливо отводят глаза, даже когда что-то при этом им подают. И, наконец, что он, судя по своему увиденному отражению в стеклах, так изменился за эти дни, так оброс и похудел, что теперь его при встрече даже не всякий хороший знакомый смог бы узнать… Но все равно, на душе было гадко до тошноты. Потому что в реальной жизни он ни за что бы не пошел на такое, даже если бы ему пришлось от голода умирать. А тут…

Роман настолько ушел в свои мысли, что чуть было не пропустил условный сигнал: просто короткий взмах руки в направлении небольшой ниши между двумя торговыми палатками, стоящими под углом друг к другу. К счастью, обе стены этих палаток, обращенные к Роману, были глухими. Это позволяло надеяться, что не придется объясняться с продавцами, которым могло бы не понравиться иметь у себя перед глазами нищего-попрошайку. Но когда Роман заехал в указанное место, поставив каталку на тормоза, он обнаружил у себя за спиной, в просвете между палатками, другой неприятный сюрприз: какого-то вусмерть пьяного ханурика, отсыпающегося в тенечке за задними стенами. Пока вроде не обещающего проблем, но поди угадай, что придет ему в голову, когда он надумает проснуться.

Досадливо поморщившись, Роман пока предпочел про него забыть. Собрал привезенную с собой картонную коробку, поставил ее на землю. Потом вытащил на свет плошку, выданную ему в «Алой зорьке», пристроил ее на эту коробку, прямо перед каталкой. И замер, ни на кого не глядя. Может, от него и ожидали, что он будет из шкуры вон лезть, чтобы заработать денег для секты, но в самый первый день даже отец Никодим вряд ли его упрекнет в том, что он был не слишком усерден.