Ночь с четверга на пятницу

… Сибилла поднималась по скользким, заснеженным ступеням «Пулковской», пересекала просторный, уставленный диванами и креслами холл, ждала у стойки на ресепшене, за которой клевала носом толстая тётка с бейджиком на необъятной груди. Удивившись, что иностранка прибыла без багажа и сопровождающих, тётка направила её в забронированный номер.

А сама, позёвывая, отправилась дремать за приоткрытую дверь, потому что вдалеке радио просигналило полночь. Войдя в номер, Сибилла заперлась изнутри и устало села в кресло, поставив саквояж на пол. Тонизирующий препарат продолжал действовать, и можно было принять душ. Последний раз это удалось сделать на Кипре, где сел для дозаправки их самолёт и задержался на сутки.

… Папа баловал её, обожал до безумия. Но всегда был занят, словно за работой пытался забыться, уйти от страшного прошлого. Сибилла-Мария в сопровождении верной Амалии следовала за ним повсюду — в Австралию, в Индонезию, в Бразилию. А после все возвращались в Швецию, в родовое гнездо Юхансонов.

Сибилла, переучившаяся в школах едва ли не при всех шведских дипмиссиях, обнаружила помимо потрясающих внешних данных способности полиглота. Более того, она с фотографической точностью запоминала символы, цифры и самые разные рисунки. Казалось, не было дарований, которыми Господь обделил бы дитя мученицы, воздавая должное её жертвенному подвигу.

Сибилла зажигательно танцевала, бегала, стреляла, прыгала с вышки в воду и с самолёта — с парашютом. Потом она перепоясала своё белое кимоно чёрной лентой, символизирующей успехи в занятиях карате. К семнадцати годам девушка знала уже пять языков и готовилась освоить столько же. Только русский плохо давался ей, да ещё венгерский, который слыл среди европейских языков самым трудным.

— Когда ты поймёшь всю прелесть текстов Высоцкого и оценишь его стиль, считай, что овладела русским в совершенстве! — сказал ей много позже Лёва Райников, который и помог в конечном счёте справиться с неподъёмной задачей. Сибилла, которая понимала даже быструю разговорную речь, не могла осмыслить песню Высоцкого «Лукоморья больше нет». А ведь часто повторяла её, начиная с самого первого слова.

Лёва втолковывал жене, что лукоморье — это всего лишь морской залив, вроде Финского. А «пропить долото» значит продать его и напиться на вырученные деньги. Сибилла же ломала голову, не представляя, каким образом можно выпить твёрдый предмет…

Кроме Амалии, у Сибиллы были ещё две няни. Потом за дело взялись гувернёры и преподаватели, и в одного из них тринадцатилетняя девочка влюбилась. Правда, она не добилась взаимности. Тот не пришёл на вечеринку по случаю дня рождения Сибиллы, и тем же апрельским вечером она полоснула себя по венам осколком разбитого зеркала. После хирургического отделения госпиталя она надолго угодила в нервную клинику — детский организм не выдерживал сумасшедших нагрузок и первых разочарований.

… Стоя в ванне под душем, Сибилла вспоминала, как лежала тогда в красной от крови воде и чувствовала, как жизнь уходит из тела. Она ничуть не испугалась, напротив, отбивалась от Амалии и вызванных ею врачей, перепачкав в крови и их. А в больнице выдёргивала из вен капельницы, нарочно падала с кровати, отказывалась от пищи, чтобы непременно умереть.

Она вновь ощутила тягу к жизни лишь после того, как в саду у нервной клиники познакомилась со старшим братом такого же неудачливого самоубийцы. Нильс Силинг, здорово напоминавший легендарного русского барда Высоцкого, стал её первым мужчиной. Сибилле едва исполнилось четырнадцать лет.

В обществе Нильса она пристрастилась к бешеным мотогонкам, исколесила всю Швецию в седле его ревущего «друга». Силинг открыл ей всю сладость и прелесть свободной любви, наркотиков и бродяжничества. Он первым из взрослых понял, что на самом деле нужно этой девчонке.

Но, как выяснилось, за ней наблюдали и другие, куда более конкретные, практичные, цепкие и упорные люди. Они давно уже вышли на Харальда с просьбами разрешить дочери уехать в Америку для продолжения образования. «У неё данные, позволяющие впоследствии стать звездой первой величины!» — не раз и не два слышал Харальд. Но долгое время отказывал доброхотам, не желая для единственной дочери тяжкой доли шпионки.

А позже понял, что вербовщики правы, и спокойной жизни Сибилла всё равно не захочет. Последней каплей оказалась та самая страшная авария сразу после рокерской свадьбы с Силингом. Тогда Харальд едва не лишился своей девочки — дочери любимой Кармен. Переделать, перевоспитать Сибиллу можно было только одним способом — предложить ей всё то же самое, но только во имя некой высшей цели, а не просто скуки ради.