Ночь с четверга на пятницу

Сибилле показалось, что она слышит в наушниках сигнал мобильного телефона. Так оно и вышло. Используя последние минуты для того, чтобы окончательно мобилизоваться перед броском, продумать каждый свой шаг, движение и даже мимику, Сибилла стала выжимать тряпку. Потом она поправила платок, потёрла якобы заболевшую от напряжения поясницу.

— Чего-о?! Как кончать? Уходить, что ли? — не мог взять в толк старшой. — Этих… агентов… кончать? А Серёгу? Тоже? Чего стряслось-то? Ну, ладно, потом узнаем. Есть выполнять! — И он отключил связь.

Сибилла только успела подумать, что, к сожалению, не знает плана этой квартиры. И понятия не имеет, сколько там может быть народу. Похоже, что ни во дворе, ни на лестнице они не оставили прикрытия. То ли были слишком самоуверенны, то ли просто не подумали о возможных осложнениях. Связник ожидался один, к тому же женщина, и для чего здесь посты расставлять? И так слишком много чести для этой овцы. Бедные дети, ну зачем вы только пришли сюда?..

За металлической дверью загрохотала музыка, и Сибилла решила, что пора действовать. Сейчас начнётся расправа, а потом соседи расскажут в милиции, что вечером в субботу за стеной гудела пьянка. И три трупа на полу — печальный результат неумеренных возлияний. С другой стороны, этот лязг и вой помешает находящимся в фургончике сообщникам, если тоже «слушают» квартиру, понять, что конкретно здесь происходит.

«Я — грешница! Я — ужасная грешница, но всё-таки я делала в своей жизни и добро. Никогда не убивала невинных, особенно детей…»

С ведром грязной воды в руке она подошла к двери и позвонила. Ответа не было. Музыка грохотала, как горный обвал, заглушая и звонки Сибиллы, и звуки в квартире. Мнимая дворничиха уже не отнимала пальца от звонка, а потом несколько раз ударила в дверь ногой.

Мощный гул прокатился по лестнице, и музыка стала потище. Наверное, там решили, что соседи явились скандалить. Но ведь до одиннадцати вечера ещё далеко, и никто не может заставить нарушителей тишины считаться с мнением окружающих.

«Нет, этим вы не отделаетесь, и всё равно откроете, — думала Сибилла, упоённо звоня и колотя в дверь. — Откроете, потому что я так хочу! Лишь бы не успели за это время кого-то прикончить, а там посмотрим. Войти бы только!..»

Замок неожиданно щёлкнул, дверь открылась, но в проёме возник не Алпатов. Перед Сибиллой стоял один из громил в камуфляже, и от него здорово разило перегаром. Качаясь из стороны в сторону, неловко хватаясь за косяки, он уставился на жалкую фигуру в оранжевом жилете и полушалке. Он не верил, что эта «перхоть» посмела их побеспокоить.

И в ту же секунду тихая дворничиха ловко надела ему на голову ведро с отвратительно грязной водой. Между делом Сибилла успела прозвонить остальные квартиры и теперь знала, что там никого нет. Стало быть, нежелательные свидетели не объявятся.

От неожиданности и большого количества недавно выпитого «качок» грохнулся прямо на пороге, и Сибилла моментально извлекла из его кармана пистолет Макарова. Скорее всего, этот тип или легально служил в милиции, или числился частным охранником. В любом случае, он имел право носить оружие, которое уже никогда больше ему не пригодится…

Обойма была на месте, даже патрон дослан в ствол. И Сибилла больше не думала, стоит кончать всю группу захвата или нет. Она втолкнула «качка» в квартиру, захлопнула дверь и выстрелила ему в сердце, не снимая ведра с головы.

Из-за оглушительного грохота, воя, визга и лязга, почему-то почтительно именовавшихся музыкой, остающиеся в квартире ничего особенного не услышали. И ещё несколько минут думали, что их приятель базарит с нервными соседями из-за чересчур откровенного пренебрежения их интересами.

Они ждали, когда «качок» вернётся, захлопнув дверь перед носами презренных терпил, чтобы приступить к выполнению приказа. Алпатов сидел на кухне и курил одну сигарету за другой, прекрасно понимая, что у него остаётся два пути. Первый — броситься во двор с пятого этажа, второй — ждать, пока ребята в масках, прикончив несчастных студентов, доберутся и до него.

Торговые агенты тоже всё понимали. Они прижались к чугунной батарее, уже не чувствуя боли от ожогов, нанесённых её острыми раскалёнными рёбрами. Лица их были жёлто-зелёными от последнего смертного страха. Черноволосый худой парень беспомощно облизывал губы. Девчонка, медно-золотистая кудрявая блондинка с огромными зелёно-голубыми глазами, почему-то пыталась прикрыть синяки на шее, хотя прекрасно понимала, что жить ей остаётся несколько секунд.

Студенты не сообразили сразу, да и потом не могли понять, почему вместо вышедшего в прихожую «качка» в маске дверь распахнула женщина в оранжевом жилете и клетчатом платке. И уж совсем удивительным показалось то, что в руке она держала пистолет Макарова, который незадолго до этого торчал из кармана пьяного парня, уже несколько часов измывавшегося над ними.

Сибилла сразу же увидела избитых, испуганных детей — именно так она воспринимала пленников. И вместо парня ей померещился Стефан, после чего красная волна ярости хлынула в голову.