Ночь с Достоевским

– Ну так вот же твои пятьдесят тысяч франков! – Она размахнулась и пустила их в меня. Пачка больно ударила мне в лицо и разлетелась по полу. Совершив это, Полина выбежала из комнаты.

Я знаю, она, конечно, в ту минуту была не в своём уме, хоть я и не понимаю этого временного помешательства. Правда, она ещё и до сих пор, месяц спустя, ещё больна. Что было, однако, причиною этого состояния, а главное, этой выходки? Оскорблённая ли гордость? Отчаяние ли о том, что она решилась даже прийти ко мне? Не показал ли я ей виду, что тщеславлюсь моим счастием и в самом деле точно так же, как и Де-Грие, хочу отделаться от неё, подарив ей пятьдесят тысяч франков? Но ведь этого не было, я знаю по своей совести. Думаю, что виновато было тут отчасти и её тщеславие: тщеславие подсказало ей не поверить мне и оскорбить меня, хотя всё это представлялось ей, может быть, и самой неясно. В таком случае я, конечно, ответил за Де-Грие и стал виноват, может быть, без большой вины. Правда, всё это был только бред; правда и то, что я знал, что она в бреду, и… не обратил внимания на это обстоятельство. Может быть, она теперь не может мне простить этого? Да, но это теперь; но тогда, тогда? Ведь не так же сильны были её бред и болезнь, чтобы она уж совершенно забыла, что делает, идя ко мне с письмом Де-Грие? Значит, она знала, что делает.

Я кое-как, наскоро, сунул все мои бумаги и всю мою кучу золота в постель, накрыл её и вышел минут десять после Полины. Я был уверен, что она побежала домой, и хотел потихоньку пробраться к ним и в передней спросить у няни о здоровье барышни. Каково же было моё изумление, когда от встретившейся мне на лестнице нянюшки я узнал, что Полина домой ещё не возвращалась и что няня сама шла ко мне за ней.

– Сейчас, – говорил я ей, – сейчас только ушла от меня, минут десять тому назад, куда же могла она деваться?

Няня с укоризной на меня поглядела.

А между тем вышла целая история, которая уже ходила по отелю. В швейцарской и у обер-кельнера перешёптывались, что фрейлейн утром, в шесть часов, выбежала из отеля, в дождь, и побежала по направлению к hôtel d'Angleterre. По их словам, и намёкам я заметил, что они уже знают, что она провела всю ночь в моей комнате. Впрочем, уже рассказывалось о всём генеральском семействе: стало известно, что генерал вчера сходил с ума и плакал на весь отель. Рассказывали при этом, что приезжавшая бабушка была его мать, которая затем нарочно и появилась из самой России, чтоб воспретить своему сыну брак с mademoiselle de Cominges, а за ослушание лишить его наследства, и так как он действительно не послушался, то графиня, в его же глазах, нарочно и проиграла все свои деньги на рулетке, чтоб так уже ему и недоставалось ничего. «Diese Russen!» (Эти русские! (нем.), – повторял обер-кельнер с негодованием, качая головой. Другие смеялись. Обер-кельнер готовил счёт. Мой выигрыш был уже известен; Карл, мой коридорный лакей, первый поздравил меня. Но мне было не до них. Я бросился в отель d'Angleterre.

Ещё было рано; мистер Астлей не принимал никого; узнав же, что это я, вышел ко мне в коридор и остановился предо мной, молча устремив на меня свой оловянный взгляд, и ожидал: что я скажу? Я тотчас спросил о Полине.

– Она больна, – отвечал мистер Астлей, по-прежнему смотря на меня в упор и не сводя с меня глаз.

– Так она в самом деле у вас?

– О да, у меня.

– Так как же вы… вы намерены её держать у себя?

– О да, я намерен.

– Мистер Астлей, это произведёт скандал; этого нельзя. К тому же она совсем больна; вы, может быть, не заметили?

– О да, я заметил и уже вам сказал, что она больна. Если б она была не больна, то у вас не провела бы ночь.

– Так вы и это знаете?

– Я это знаю. Она шла вчера сюда, и я бы отвел её к моей родственнице, но так как она была больна, то ошиблась и пришла к вам.

– Представьте себе! Ну, поздравляю вас, мистер Астлей. Кстати, вы мне даёте идею: не стояли ли вы всю ночь у нас под окном? Мисс Полина всю ночь заставляла меня открывать окно и смотреть, – не стоите ли вы под окном, и ужасно смеялась.

– Неужели? Нет, я под окном не стоял; но я ждал в коридоре и кругом ходил.

– Но ведь её надо лечить, мистер Астлей.

– О да, я уж позвал доктора, и если она умрёт, то вы дадите мне отчёт в её смерти. Я изумился:

– Помилуйте, мистер Астлей, что это вы хотите?

– А правда ли, что вы вчера выиграли двести тысяч талеров?

– Всего только сто тысяч флоринов.

– Ну, вот видите! Итак, уезжайте сегодня утром в Париж.

– Зачем?

– Все русские, имея деньги, едут в Париж, – пояснил мистер Астлей голосом и тоном, как будто прочёл это по книжке.

– Что я буду теперь, летом, в Париже делать? Я её люблю, мистер Астлей! Вы знаете сами.

– Неужели? Я убеждён, что нет. Притом же, оставшись здесь, вы проиграете наверное всё, и вам не на что будет ехать в Париж. Но прощайте, я совершенно убеждён, что вы сегодня уедете в Париж.

– Хорошо, прощайте, только я в Париж не поеду. Подумайте, мистер Астлей, о том, что теперь будет у нас? Одним словом, генерал… и теперь это приключение с мисс Полиной – ведь это на весь город пойдёт.