Ночь с Достоевским

так, немножко, капельку есть солнца. Это не всегда красиво, полуденные эти не очень любят, совсем не любят, ненавидят. Ну так Люд(овик) XIV, – у него все палачи были: главный палач, потом поменьше палач, маленький палач и самый маленький палач. Он вот как заботился о литературе: он говорил своему главному палачу: «Литературу запрещай, преследуй, жги». Иногда ещё одного сожгли за книжку… Против его величества думаете? Против М-mе Меntenon. **) О, это время было строгое, очень строгое, я очень рад, что не живу в это время, а то, пожалуй, с моим темпераментом плохо бы мне было. А романы теперь как пишут? Возьмите современный роман: с первого слова Вам покажется забавно, со второго – немножко скучно, с третьего и четвертого – заинтересуетесь, с пятого – непременно захотите узнать, что сделалось с такой-то и такой-то девочкой; это французский роман. Англичане так не пишут; их роман: проповеди, поучение. Над такими романами некоторые засыпают, а другие ничего, читают».

Говоря об ненависти между фран[цузами] и англичанами: «Я воспитывался в Англии, Вы не подумайте, что я англоман: чистейший француз; раз вошёл я в церковь скромненьким таким мальчиком, стою в уголку, так они на меня все уставились, – догадались, что француз, потому что галстук не по-английски был завязан. Они уставились на меня. «Вон, говорят, чудовище». Ей богу (тут, чай, между Вами англичане, да мне всё равно). Ну, теперь и англичане находят, что Мольер был не дурак. Мы тоже читаем Шекспира».

Сначала я очень хохотала; вскоре заметила, что и другие хохочут; только они хохотали другому – хохотали и хлопали; мне стало досадно.

Моя личность как-то обращает на себя внимание, и это мне надоело. Не то, чтобы женщины не посещали лекций или библиотеки – посещают, но физиономии их

*) Рhilarеt Сhrles, скорее всего не Сhries, а Сhrles (1799 —1873 г.), довольно известный критик, начавший писать ещё в эпоху романтизма в 1822 г.

**) Ментенон – маркиза Франсуаза д’Обинье, вторая жена Людовика ХIV (1655 – 1719), пользовалась большим влиянием на короля. В её присутствии он принимал министров и часто спрашивал её советов.

отличаются от моей. Это – женщины с цветами, оборками, с вуалями, в сопровождении маменек. Есть женщины и серьёзные, особенно одна – нигилистка совершенная.

Я-то веду себя хорошо, а она хлопает, топает и кричит «браво», и одета дурно; приходит одна, но на неё никто не обращает внимания, потому что не молода. Всем

кажется естественным, что состарившаяся в ожидании судьбы дева соскучилась и от нечего делать ударилась в науки. Но мне покоя не дают, пристают всякий раз в антрактах: «Вы, верно, учительница английского языка? Вы иностранка? Вы живёте для изучения каких-нибудь наук?». Это мне надоело, так что в антракте, чтоб избавиться от вопросов, я берусь за книгу… «Письма из Франции» *) и притворяюсь углублённой в чтение.

– Это у вас польская книга или греческая? Вы ведь иностранка? – непременно меня спрашивают.

– Не польская и не греческая, – говорю я, не поднимая глаз и краснея от злости и не желая сказать мою нацию, чтобы этим ещё более не возбудить внимание.

– Ну, так какая же?

8 марта, вторник.

Скука одолевает до последней край[ности]. Погода прекрасная, из окна моего пятого этажа чудесный вид, и я сижу в моей комнате, как зверь в клетке. Ни английские глаголы, ни испанские переводы, – ничто не помогает заглушить чувство тоски. И уже чаем хотела себя потешить, да нет, что-то плохо помогает.

17 марта.

Вчера была у Мачт. У него очень изящная квартира и большая библиотека из книг шведских, англ[ийских], фр[анцузских], рус[ских], полный комфорт. Он сидит перед камином и пописывает. Какая пошлая жизнь! А между тем, сколько я знаю молодых людей, которые трудятся, чтобы добиться такой жизни. Сколько сил, убеждений жертвуется для приобретения такой библиотеки и таких картин!

2 апреля.

Назойливая тоска не оставляет меня в покое. Странное давящее чувство овладевает мной, когда я смотрю с бельведера на город. Мысль потеряться в этой толпе наводит какой-то ужас.

3 апреля.

Вчера зашла в лавку; там никого нет; через несколько минут входит с улицы хозяин красный… (два следующие слова неразборчивы) в грязной блузе, с торчащим из носа табаком и немного подкутивши.

– Я заставил вас ждать, m-еllе, сказал он, надеюсь, что я имел в вас хорошего сторожа?

Продавая бумагу, он вздумал дать мне два листа роur rien.

– Вы очень великодушны, – сказала я ему.

– Нет такого великодушия, которое было бы достаточно велико по отношению к девице, – отвечал он.

Этот разговор происходил пресерьёзно.

На днях проходила я вечером улицу Меdecin. На углу Севаст. бульвара стояло несколько молодых людей и между ними хорошенькая молодая женщина с пышной тщательной прической и открытой головой. «Dites donc» – говорила она капризным

*) «Письма из Франции» – сочинение Герцена: «Письма из Франции и Италии», печатавшиеся в 10-й и 11-й книгах «Современника» за 1847 год.