Ночь с убийцей

Прижалась к груди Куная и вслушалась в биение его сердца. Громыхает. Лупит, словно пытается меня убить. Оглушить. И кожа, что под капельками влаги все еще остается невыносимо горячей. Жгучей. Оставляющей шрамы.

Меня свернуло в тугой узел от легкого касания его длинных пальцев к плечу, ладони к шее, локтя к волосам. Кунай шел уверенно по двору и, прижимая меня к себе, немного наклонился, втянул шумно воздух, ноздри призывно затрепетали. В моем животе словно вспыхнули угольки, в висках застучало, пробивая током в двести двадцать, и я не услышала собственный стон. Лишь зацепилась за его отзвук и, осознав, что все еще в сильных руках, буквально спрятала лицо у него на плече.

Меня потряхивало. Потряхивало не от холода, а от безумной жажды. Я устала. Я не могу с ней справиться. Не умею такому сопротивляться. Поняла это, когда мужчина переступил порог дома и внес меня в небольшую притемненнную комнату. Я тряслась и впивалась ноготками в гладкую кожу, неосознанно обрисовывая шрамы, узоры вен, бугрящиеся мышцы. Я трепетала и задыхалась. Мечтая и представляя, как слизываю капельки влаги и пота языком. Впитываю его аромат, ищу родинки и изъяны. И не нахожу. Это будто что-то неземное, не природное, чужое. Это не мой мужчина. Не мой!

Но я его безумно хочу. Он словно паук, что сплел паутину, отравил собой, а я бесполезно пытаюсь выбраться и только путаюсь сильнее.

Он усадил меня в старенькое кресло и, вывернув одну из привезённых сумок, выудил из вещей большое чёрное полотенце. Обернув его вокруг меня, будто закутав в кокон, внимательно всмотрелся в моё лицо.

— Кармен? Страстная и ветренная цыганка, что погубила жизнь влюблённого в неё мужчины. — Принялся водить по моим плечами большими сильными ладонями, будто помогал ткани быстрее впитать с моей кожи воду. Дёрнул уголком рта: — Как знакомо. Тебе понравилась эта роль, Влада?

— Оч-чень, — я сдавила кулаки на коленях до сильной боли, чтобы прогнать дрожь и совладать с собой. Холод, жар, все сразу. От его поглаживаний и невесомых, непринужденных прикосновений. Я, как кошка в марте, сейчас заною, чтобы меня приласкали. Чтобы себя отвлечь и прогнать наваждение, стала говорить: — Но играть было тяжело. После концертов походила на выжатую тряпочку. Словно не героиню, а меня убивали каждый раз в финале. Играть Мари из «Щелкунчика» было намного легче. Хотя я не люблю сюжеты, где все оказывается сном. — Я посмотрела Кунаю в глаза, нырнула в темноту и уже не смогла выплыть. Осталась висеть облачком на краю пропасти. — Знаешь, чем мне нравилась Кармен? — спросила изломанным хрипотцой голосом.

Он приподнял тёмную бровь и застыл, приготовившись слушать.

— Тем, что она была свободной и сильной. Я слабачка, — пожала плечом, отчего рука Куная соскользнула ниже и легла на колено. Застыла на грани полотенца и мокрой джинсы. — Я чувствовала, что Толя не мой мужчина, но не смогла ему отказать, когда замуж позвал. Узнала, что беременна и испугалась одиночества. Испугалась, что не справлюсь, — я сглотнула подкатившую горечь и посмотрела вниз и в сторону, чтобы не читать в глазах мужчины жалость или неприязнь. Зачем я ему это говорю? Я никому и никогда не признаюсь, что муж меня колотил и морально издевался. Это слишком больно. И сейчас эти откровенности не к месту.

Кунай сжал моё колено и, подавшись ко мне, обжёг дыханием.

— Тебе придётся справиться.

Я смогла лишь прикрыть веки, соглашаясь с его словами.

Он отпрянул и кивнул на свой бок, где повязка алела кровавыми разводами:

– Перевязать нужно.

— О, Боже, — я скинула полотенце и подорвалась. — Зачем ты меня поднимал? Кровь теперь сильно идет. Ложись! Сейчас же! В какой сумке аптечка?

Глава 28. Тэкэра

— Тише, — его смех зашуршал, отзываясь под рёбрами щекоткой. — Малую разбудишь. Аптечка в чёрной сумке… — Сверкнул глазами: — Уверена, что мне нужно ложиться? Как будешь перевязывать бок? Или… это предложение?

— Не сочиняй, — разозлилась я и толкнула его слабо в плечо, заставляя лечь на пол. — Так ты расслабишься, а я смогу зашить рану. — Я отошла к стене, порылась в сумке, нашла все, что нужно, и вернулась. — Иначе она будет заживать долго. Или боишься уколов? — я вытянула упакованную стерильную иглу. Приготовила рядом спиртовой спрей, лейкопластырь и ножницы. — Кляп? Или потерпишь? — заулыбалась я. Хотелось нарочно его подначить, будто это помогало нам обоим идти дальше.

Он молча забрал полотенце. Расстелив его, лёг и, не поморщившись, сорвал окровавленную повязку. При этом не отрывал тёмного взгляда от моей мокрой футболки, под которой отчётливо выступали бутоны напряжённых сосков.

— Глаза береги, — буркнула я, глянув на ненужные теперь ножницы. Видимо, Кунай слишком привык сам справляться с проблемами. Запасливый и бескомпромиссно жесткий в своих решениях и действиях.

На его молчаливый вопрос я пояснила: