Расставаться с раненым Кунаем было тяжело: долгие дни переживать о его здоровье, терзаться ночью от сладких снов, что перекликались с кошмарами, думать о том, как ошиблась, поддалась чувствам, подпустила чужого мужчину к себе, разбила семью… Но видеть его рядом, слышать низкий рокочущий голос, чувствовать знакомый головокружительный запах, оказалось невыносимо. До остановки дыхания и лопнувшего сердца в груди. Как же было больно. Да лучше бы Толя задушил меня на месте, чем потом вот так… смотреть в глаза любимому и гнать его вон.
Я убегала. Домой, скорее к дочке. Но во дворе меня не ждала служебная машина, а улица встретила холодным пронзительным ветром, несущим с севера дожди и грозу.
Я не слышала за спиной шаги, но знала, что Кунай не отстанет, теперь он будет меня охранять, пока не найдет для властей то, что ищет. Будет рядом, преследовать и мучить.
На расстоянии проживать разлуку было легче. Я будто отстранилась от боли, вырвала любовь и ради дочки как-то жила, а теперь все оголилось, словно я ступила босыми ногами в лужу, а в темечко шваркнуло молнией.
Не мой. Я должна это помнить. Должна.
Сестра так настрадалась в жизни, что отобрать у нее последнее я не посмею. Ни у нее, ни у любой другой. Я не стану разлучницей.
Украдкой обернувшись, наткнулась на темный глубокий взгляд и чуть не ошпарилась. Такой он был горячий и пронзительный. Не нужно так смотреть, умоляю…
— Уходи.
Я отвернулась, стараясь не разглядывать его зашитые скобами раны, что теперь станут шрамами, не запоминать черты, которые я помнила до мелочей, даже морщинку на лбу и щербинку на губе, не любоваться туго завязанными волосами цвета вороньего крыла и блестящими глазами, будто угольками. Справляясь со слабостью и тошнотой, поплелась куда-то вперед, к остановке, подгоняемая порывистым ветром, придавленная тяжелым набухшим небом.
Сказанное мужем не укладывалось в голове. Я прекрасно могла отделить воспоминания, свои и сестры, и среди них, два года назад не было Куная, не было никакой измены. Вранье! Это какой-то маразм, я не свихнулась, я все прекрасно помню. Дара — Толина дочь. Точка. Почему глаза у нее раскосые? Почему черные? Да не знаю я! И не хочу знать.
Бесплоден он, как же!
И я не беременна. Задержка пару дней всего, а с этими нервами и переживаниями на полгода легко может затянуться. Не могу я носить под сердцем ребенка Куная. Это было бы жестоко, Боже.
Тело пронзило колючим холодом, я сжалась и обняла себя руками. И что теперь?
Кунай обнял меня со спины, прижал к своему тёплому телу и, приподняв над землёй, понёс к темной громадине фургона.
— Покажешь, где ты выбросила куклу? — спросил так, будто не было ни появления Тэкэры, ни ужасающих событий в логове Ингота. Словно мы скрывались от врагов и просто собирались поехать в наш уютный лесной домик.
Открыв дверцу, Кунай практически внёс меня в машину и по-хозяйски пристегнул. Только я хотела возразить, оттолкнуть, как раздалась трель звонка. Мужчина вынул потёртый сотовый с нарисованным на корпусе четырёхзначным номером из кармана и прижал к уху:
— Да.
Лицо его будто окаменело, а голос говорившего был слишком быстр и тих, чтобы разобрать, о чём речь. Больше мужчина не произнёс ни слова. Отключился и молча убрал телефон, на меня не смотрел, но я чувствовала…
— Тэкэра сбежала, — неохотно ответил он и скривился: — Убила двоих. Одного прикончила в камере, второго… позже.
— И что теперь?
— Едем!
Он сел на место водителя. Взревел мотор, как зверь. Мимо понеслись деревья и дома. Сохраняя молчание, мы выехали из города. Я думала, как себя вести с ним, как не дрожать и не смотреть на Куная с тоской. Как, демоны, не чувствовать вину за то, что люблю?!
Кунай смотрел перед собой, поджимал губы, на щеках его танцевали желваки.
— Как Дара? — неожиданно спросил он.
— Какая разница? — огрызнулась я и отвернулась в окно, хотя так хотелось посмотреть в его темные глаза, утонуть в них.
— Я скучал по мелкой.
— Не стоило. Не строй из себя папочку. Ты все равно не будешь рядом, зачем привязываешь, пытаешься делать вид, что все в порядке? Перестань, умоляю…
— Есть хочешь? — перебил он. — Я слышал, что беременные постоянно хотят есть, и нельзя отказывать им в любом гастрономическом капризе. Всё это полезно для ребёнка.
— Ты меня слышишь?! Я не беременна! И от тебя никогда не буду! — повернула голову и выставила перед собой руки, как клешни краба. Хотелось впиться ногтями в его красивое лицо, даже с ранами и порезами, чтобы не был таким хорошим. Чтобы разозлился на мои выходки, ударил, обидел, чтобы РА-ЗО-ЧА-РО-ВАЛ!
— Прости, — улыбнулся он. Снова стал суровым. — Я не должен был на тебя давить, но… Ты моя, Влада. А я твой. Так получилось. Ещё утром готовился смириться с судьбой, пойти в тюрьму до конца дней, не увидеть своего малыша, но сейчас… — Он сглотнул и кинул на меня короткий взгляд. — Сейчас я готов сражаться, чтобы остаться с тобой. С вами. Ты мне дорога… Стала дорога. Ты, Влада, — моя Тэкэра.