Ночь Серебра

И только после этих слов его Ярико увидел, что Феникс, его обыкновенно недружелюбный и вредный Феникс, сидит на плече у старика и принимает ласку твёрдой, сухой руки.

— Проходи, сынок, — промолвил хозяин избушки. Ярико медленно подошёл, поднялся на крыльцо и, ещё раз вопросительно оглянувшись на старика и получив одобрительный кивок, вошёл в дом.

Лесная избушка внутри казалась ещё меньше, нежели снаружи. В сенях царил приятный полумрак, пахло засушенными травами, сухой землёй. Совсем как в доме у Славки и её матери, вспомнил Ярико. И тут же мысль о девушке словно клинком по сердцу полоснула: где же она теперь? Что с нею сталось? Жива ли? Тем временем и хозяин вошёл в дом, Феникс слетел с его плеча и присел на узкий подоконник.

— Откуда ты знал, что я приду? Откуда ты вообще меня знаешь?

Старик вздохнул. В светлых серых глазах его, добрых, выцветших от времени, засветилась тихая улыбка.

— Ярико, — произнёс он негромко. — Тебя ведь так зовут?

Юноша обескураженно кивнул.

— Ты прошёл через мою защиту, потому что в твоём сердце магия увидела добро. Покажи-ка свою руку, — старик потянулся к нему, Ярико протянул руку ладонью вверх. Ведун накрыл её обеими ладонями, что-то неразборчиво прошептал, и тот увидел, как побагровевшая опухоль почти мгновенно сошла, крохотная царапина между пальцев затянулась, и на её месте остался лишь короткий белёсый шрамик. Юноша изумлённо выдохнул.

— Кто ты?

— Я тот, кто оберегал тебя всё это время, — тихо ответил старик. — Тот, кто подарил тебе Феникса. Любим Евсеич меня звать. А так люди просто дедушкой кличут…

Ярико вскочил, опираясь обеими руками о шершавую поверхность стола. Быть того не может! Неужто это — дедушка Любим, о котором так много и с такой теплотою рассказывала Славка? Но ведь она говорила, что он умер! Сколько вопросов — и ни одного ответа!

— Но ведь ты…

— Умер, знаю, — улыбнулся дедушка Любим. — Умер для всех, и даже для своих родных. Просто… уж больно я за тебя тревожился. Отыщи княже дорожку ко мне, а он был к тому уже близок, — отыскал бы и тебя. Но я должен был сохранить тебе жизнь.

Ярико по привычке взъерошил светлые волосы, поправил тонкий кожаный ремешок, сползший после долгого бега по лесу. В одиночестве старик совсем лишился ума, не иначе. Какое отношение он может иметь к нему? При чём здесь он и… вообще его жизнь? Так и спросил он у старого ведуна, и тот, вздохнув, понял, что краткими ответами от юноши теперь уж не отделаешься. Да и, верно, пришло время рассказать ему всё.

— Это было много солнцеворотов тому назад, — начал дедушка, подперев одной рукой щёку и задумчиво поглядев куда-то в сторону, мимо своего гостя. — Я был много моложе, у меня была супруга и маленькая дочь. В Загорье меня знали как ведуна… Люди спрашивали меня о грядущем, и я никому не отказывал. Слух о том дошёл до самого князя Мстивоя. Он искал славы дела своего Белогора, но руны уже были потеряны. А мне боги поведали о том, что ему знать было вовсе не обязательно. В Ночь Серебра они рассказали мне о тебе. О том, что ты должен быть тем, кому суждено собрать все руны и загадать желание. Я оказался прав: ты стал соперником его сына Ольгерда.

— Но ведь тогда меня ещё и на свете не было, — перебил его Ярико. Дедушка Любим спокойно кивнул.

— Да, и поэтому я не мог сказать ему правду о тебе. И когда ты появился на свет, я велел твоему отцу спрятать тебя хорошенько. Матушка твоя вступила на Звёздный Путь, едва ты впервые посмотрел на этот мир, — голос старика прервался, он умолк, и Ярико заметил, как печальная тень проскользнула по лицу его.

— А… Велена? — спросил он отчего-то шёпотом.

— Знаешь, сынок… Я долго думал и спрашивал богов, и, наконец, понял, что нет во всём Загорье добрее людей, чем Всеслав и Ульяна. Они приняли тебя и воспитали, как родного сына. А Велена любит тебя, как брата.

— Так она знает? — задохнулся Ярико. Дедушка Любим сжал его руку, погладил, успокаивая.

— Конечно нет, — ответил он. — Но однажды вы должны были узнать…

— А мой отец? Он жив?

Старик молча покачал головой. Ярико прикрыл глаза и сжал виски двумя пальцами. Всё стало ясно: в ту ночь, когда Ольгерд устроил резню в Загорье, его отец погиб, а он сам оказался в чужой семье, и только в руках сжимал тонкое кожаное очелье с двумя чёрными пёрышками.

Дедушка Любим, конечно, умолчал о том, что ушёл он от людей не только ради того, чтобы спасти мальчишку: ему и самому грозила гибель от рук сына Мстивоя. До тех пор, пока он не согласился поведать о пророчестве от начала и до конца, он не покидал его мрачного подземелья. И, вспомнив о том, что юноше об этом знать вовсе необязательно, старик-ведун опустил руки под стол: даже спустя много времени вены на них всегда были набухшими, а на запястьях были всё ещё заметны длинные светлые полосы.

— Ну, не будем о грустном, — промолвил он наконец. — Что Славка, где она? Ты ведь с нею? В пророчестве была речь и о ней.