Ночь шрамов

В храме теперь остался всего лишь один ангел, и именно на Сайпсе лежит за это вина. Ему следовало бы убедить Гейна взять вторую жену. Не было недостатка в девушках, готовых принять мученическую долю. Господин Неттл еще раз взглянул в охваченные страстью лица и отвернулся. И недостатка в семьях, которые с радостью заставят своих дочерей пойти на это ради звонкой монеты, не было тоже.

Может, Сайпс все-таки еще и не впал в маразм.

Скованный по рукам и ногам хашеттский мальчонка зарыдал во весь голос. Итчин Телль распорядился поставить его в самый конец шеренги, дабы тот наблюдал за искуплением до тех пор, пока не придет его очередь.

Неттл до боли стиснул зубы, сжал кулаки на ручке тележки и протиснулся сквозь толпу. Веревка скрипнула, и толпа радостно приветствовала новую безгрешную душу.

Неттл, стуча тяжелыми сапогами по доскам подвесных мостов и расталкивая прохожих, возвращался обратно в Лигу, не обращая ни малейшего внимания на то, как сильно он раскачивает переходы, а людям приходилось цепляться за канаты и перила, чтобы не упасть и не свернуть себе шею. Доски трещали под весом груженой тележки, рваные полы черной и мокрой от крови сутаны хлестали по ногам и мешали идти. Местный народ только хмурился, завидев его, и обходил стороной, не решаясь отпустить в сторону бродяги лишнего замечания. И только на мосту Девяти Веревок какая-то кривоногая старуха завизжала ему вслед: «Грубиян! Свинья! Свинья!»

Господин Неттл хотел было развернуться и дать ей оплеуху, но увидав скрюченное, вцепившееся в перила существо, и в самом деле почувствовал себя хамом. Вместо того он нахмурился и плюнул себе под ноги, но все-таки постарался больше так не топать и не раскачивать мост.

Он бы обязательно хлопнул дверью, но она была примотана к косяку тонкой бечевкой, готовая в любой момент совсем отвалиться. Оказавшись в комнате, Неттл один за другим вытащил металлические прутья из тележки и разложил их на самых крепких досках пола. Когда работа была закончена, он в два шага перемахнул через прихожую, распихивая в стороны пустые бутылки и бочки из-под масла. Дом задрожал и зашатался, веревки сердито заскрипели, но что теперь было за дело, выдержат они или нет. К черту везение! Он зажег лампу в спальне, сдернул с себя сутану и со всего размаху метнул нож. Лезвие вошло в стену и жалобно застонало.

С бутылкой виски в руке Неттл рухнул в кресло и заскрежетал зубами.

Ангел. Он ударил себя кулаком по колену. Ангел, ангел, ангел! Почему ее так называют? Вряд ли она набожна словно церковная пташка. Она словно отвратительная пиявка, словно рана на теле города, которая, как и раны, наносимые ею, никогда не заживет. Как и раны Абигайль.

Он сделал глоток, и виски потекло по бороде и шее.

В Ночь Шрамов или нет, но эта проклятая стерва, которая убивает и крадет души, скоро получит свое. Расплата уже близко. Сегодня на нее начнется охота. Под черной луной останутся только он и она – наедине, если не считать попрошаек, психов и спайнов. «Крадущиеся по ночам», кем они себя возомнили? Понавешали на себя освященного оружия: мечей, арбалетов, ядов. У нищих просто нет выбора, у сумасшедших нет мозгов, чтобы выбор сделать, но спайны… если они так чертовски хороши в своем деле, так почему эта тварь все еще на свободе? Почему Абигайль мертва? Взгляд скользнул по застрявшему в стене ножу. Зачем ему понадобился арбалет? Что за дурацкая идея. Восемь дюймов стали и сильная рука сделают свое дело. Можно найти способ подобраться к ней поближе. Он сделал еще глоток.

И всего один миг настоящего везения – это тоже наверняка понадобится. Совсем чуть-чуть удачи. Не больше. Тварь обязательно заметит Неттла, если все эти байки про нее правда. Почует еще за милю. Он уж постарается – крики-то она точно услышит. Весь проклятый город услышит! В Ночь Шрамов никто и глаза не сомкнет. Но ему тоже нужно будет вовремя заметить противника – а это уже сложнее. Она ненавидит свет.

Так он размышлял долго. Если бы удалось сманить ее с крыш на землю, устроить ей ловушку. Можно притвориться пьяным и завалиться в каком-нибудь углу. Нет, говорят, она не любит кровь с привкусом виски или липкую кровь глюманов. Лучше притвориться раненым, а еще надежнее просто шляться по улицам и орать идиотские песни, словно умалишенный. Неттл отогнал от себя эту мысль. Еще покойница-жена поговаривала, что он поет не лучше подбитого кабана.

Вдруг отпугнет стерву?

Стены все еще были завешаны рисунками Абигайль. На небольших квадратиках фанеры расцветали красно-желтые сады. Ему так ни разу и не удалось раздобыть для дочери зеленой краски, только эти два цвета. Да та и не печалилась. Говорила, что красный и желтый – ее любимые цвета, и бросалась отцу на шею. А он, стаскивая с себя девочку, только ворчал, чтобы пошла да нарисовала что-нибудь.

Господин Неттл опомнился. Красно-желтые деревья на стенах слились в одно пестрое пятно.