Ночь, сон, смерть и звезды

Гладкий мех, некогда цвета вулканического стекла, потускнел и стал черно-матового оттенка, как будто он в охотку долго валялся в пыли. Толстый хвост-обрубок, словно обломился кончик. Шерсть в ушах угольно-черная, а вот усы белые, обломанные, асимметричные. Его единственный здоровый рыжевато-коричневый левый глаз поблескивает в темноте. Хотя брюшко отвисло и мешочком болтается между лап, тело поджарое, мускулистое и упругое, словно резиновое.

Крупный, размером с поросенка, тяжелый, под двадцать фунтов[14]. Голова и лапы непропорционально большие, как и пенис, который в рабочем состоянии достигал нескольких дюймов и со своими множественными выступами, похожими на крючки, производил впечатление хватательного органа. Три лапы с толстыми подушечками – белые, а четвертая – черная. Когти все еще острые, но некоторые сломаны у основания. Кончик хвоста белый. Брюхо грязно-белое. Его беззвучное мяуканье больше походило на шипенье, при этом обнажались его пожелтевшие острые зубы. Иногда он встревоженно, с оттенком вопросительности издавал настойчивые звуки: Мррр? Мррр? Если его оскал был свирепым, как у рыси, то горловое мурчание напоминало музыку, исходящую то ли из утробы, то ли из искалеченной кошачьей души.

Этот мрр поразил Джессалин, когда она его впервые услышала. В первые секунды она не поняла, откуда доносятся эти звуки и что они означают.

Женщина обихаживала одноглазого со всем умением и терпением. На задней веранде выставила для него еду в двух тарелках – влажный и сухой корм, а также воду в большой пластмассовой миске, в которой (при желании) он мог вымыть лапы, усы и даже голову, что он и делал с удивительной опрятностью для такого уличного котища. Он часто испытывал жажду после очередной расправы с жертвой и ее солоноватой крови, но утолять ее не спешил. А вот на еду он набрасывался, даже не будучи голодным, и ел, пока живот не отвисал; это не было признаком беспечной неразборчивости, просто срабатывал инстинкт.

Наевшись, напившись и хорошо вымывшись, он обычно уходил к речке, чтобы отоспаться в зарослях, но иногда, проявляя бесстрашие, делал это в кустах рядом с домом, а со временем, окончательно осмелев, стал засыпать на веранде, но при первой же опасности, едва заслышав шаги, мигом улепетывал.

Постепенно одноглазый позволил женщине подходить к нему. Держался он царственно и скептически. Он был не из пугливых созданий, «впадающих в беспамятство» из-за пустяков, он не съеживался, не скалил зубы, предупреждающе не шипел. Он сразу давал понять о своем бесстрашии: шерсть на загривке вставала дыбом, отчего он становился еще больше. Его желтовато-коричневый глаз светился и всегда был настороже. В любой момент мог раздаться горловой рык, который он (кажется) не контролировал, но нередко вместо этого раздавалось почти неслышное мрр. А дергающийся короткий хвост можно было интерпретировать (по крайней мере, это делала хозяйка дома) как знак вопроса, а не проявление враждебности.

– Ксс! Ксс!

Ее тихий зов пробуждал в нем смутные воспоминания, когда он еще доверял существам вроде нее. Его мохнатое тело дрожало при мысли о ласковой руке. Он пребывал в нерешительности. Женщина понимала, что лучше не растревоживать его ласками, и ее уважительная отстраненность чем-то напоминала его собственную.

И вот однажды, после нескольких недель обихаживания, одноглазый позволил женщине слегка прикоснуться к своей голове. Тело задрожало, короткий хвост дернулся, но кот не зашипел. Не оскалился, обнажив пожелтевшие зубы, не выпустил в ее сторону острые когти. Он выстоял, не убежал.

Не в тот день, но вскоре он начал мурчать. Женщина была по-настоящему тронута. Она уже почти решилась на то, чтобы пригласить одноглазого кота в дом.

Мэкки-Нож. Не так ли его зовут?

Дразнилка

Много лет назад, когда дети были еще маленькими и доверчивыми, отец придумал для них дразнилку.

– Когда я умру… а это, ребятки, будет еще очень не скоро… я последую примеру великого Гудини.

– А что он такое сделал? – хором спрашивали они.

– Гудини пообещал: если существует загробная жизнь, то он оттуда сбежит и вернется в этот мир, чтобы люди узнали о существовании жизни после смерти.

– И что? Он вернулся?

Уайти добродушно над ними посмеивался.

– Нет, ребята. Гудини не вернулся. Он умер, и на этом все закончилось.

– А кто такой Гудини? – спрашивали они его напоследок.

Ярость

Мрачная Беверли звонит сестре. Ты возьмешь долбаную трубку, черт бы тебя подрал?! У меня важные новости, касающиеся нашей матери.

Ярость закипает в ней не хуже, чем в чертовой стиральной машине в подвале дома. Ко рту подступает тягучая черная желчь.