Ночь сурка

— Хорошо! Прислонись к ней, будто что-то говоришь. Возьми за руку. Или нет… приподними ей край шляпы, будто заглядываешь в лицо. Ага! Классно смотритесь, ребята.

…Федор сидел на подлокотнике кресла, испытывая странное чувство нереальности. Рядом с ним сидела, не опираясь на спинку, вытянув длинные тонкие ноги в черных чулках, неподвижная гипсовая кукла с ярко раскрашенным бессмысленным личиком.

Иван самозабвенно бегал вокруг Федора и Марго-дубль, щелкал камерой…

Глава 8 Взрыв

По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться.

Гипотеза Марка Твена

Около трех ночи звякнул будильник. Иван захлопал рукой по тумбочке. Сел, зевнул, потянулся. Нашарил шлепанцы. Встал. Прислушался к дыханию Федора. Накинул халат и отправился в ванную в конце коридора. Вернулся, благоухая лосьоном, свежий и бодрый, бесшумно оделся, взял камеру и помчался в гостиную на ночное рандеву.

Федор слышал сквозь сон Иванову суету, слышал, как осторожно открылась и закрылась дверь комнаты и наступила тишина. Но ненадолго. Не успел он снова погрузиться в сон, как был вырван из него внезапно и резко.

— Федя! Федя! Вставай! — Иван тряс Федора за плечо. — Господи, да вставай же ты!

— Иван? Что случилось? — Федор вскочил с кровати.

— Пошли, Федя! На, возьми! — Иван ткнул в руки Федору какую-то одежду. — Накинь!

— В чем дело?

— Тише! Пошли!

Иван вытолкал Федора из комнаты и побежал по коридору. Федор невольно ускорил шаг. Они влетели в гостиную. Картина, представившаяся глазам Федора, была зловещей. Там царил полумрак, разбавленный светом трехсвечного шандала с каминной доски — он стоял на полу, справа от кресла с Марго-дубль; оранжевые огоньки фитилем метались от сквознячков. С чувством мгновенной оторопи Федор увидел, что женщин было две! Одна, в черном, сидела в кресле; другая, в красном, сидела на полу, прислонившись к креслу, концы длинного белого шарфа лежали на полу… обе пугающе неподвижны, с закрытыми лицами: у той, что в кресле, полями шляпы, у той, что на полу, длинными светлыми волосами. Сверкающая серебряная сумочка на цепочке лежала рядом.

— Она мертвая! — шепотом закричал Иван. — Я пришел, думал, буду первым, подготовлю все… смотрю, горит один подсвечник, стоит на полу. Что, думаю, за хрень, опоздал! Нескладуха получилась… и она сидит, прислонилась к креслу, светотень — фантастика! Кричу: «Привет! Извини, что опоздал, больше не повторится, с меня бутылек!» — пошутил вроде, подхожу к камину, достаю зажигалку, зажигаю второй подсвечник, несу к креслу, она ни слова, молчит… я еще подумал: удачная задумка. Спросил, как удалось проснуться и что сказал Мишка, и вообще, может, сбежим отсюда на фиг, а она опять молчит. Тут меня как по голове шарахнуло… и вроде как шерсть дыбом и холодом обдало… тронул за плечо, а она возьми и повались на бок. Я ее придерживаю, а она валится, валится…

Ивана несло, он говорил и не мог остановиться. Федор тронул его за плечо, и он умолк на полуслове.

— Включи свет, — сказал Федор. — И закрой дверь.

…Зоя была мертва. Федор осторожно отвел волосы с ее лица, рассмотрел белый шелковый шарф и под ним багровую полоску на шее. Рука ее была еще теплой; выпущенная Федором, она безвольно упала ей на колени; он задержал взгляд на длинных кроваво-красных ногтях — на указательном пальце ноготь был сломан.

— Что делать, Федя? — Иван стоял рядом, его трясло. — Может, «Скорую»?

— Поздно, Иван. Да и дороги завалены. Нужно вызвать местную полицию, составить протокол, поговорить со всеми.

— Да тут такой полицейский… мальчишка! Мы журналиста все вместе искали. И помощник такой же.

— Неважно, существует процедура. Телефон есть?

— Прямо сейчас? У дяди Паши есть, надо разбудить.

— Прямо сейчас. Может, фельдшера… есть у них больница или на худой конец какой-нибудь медпункт?

— Они лечатся у бабок вроде Саломеи… не знаю насчет медпункта.

— Как я понял, она пришла раньше? Или ты опоздал?

— Я пришел вовремя. Она… наверное, она перепутала время. Она сказала, что поставит будильник, у нее маленький дорожный будильник… она говорила…

— Ты выходил в ванную комнату, ты что-нибудь слышал? Шаги, шорох, треск пола… любой звук? Может, дверь открылась?

— Ничего, было тихо. Не помню… Понимаешь, я был… как тебе сказать… Она мне нравилась, и я думал… мы вдвоем, ночью, понимаешь? Я был на взводе, как после бутылька, я вообще ничего не слышал, одна мысль долбила: мы вдвоем ночью…

— Понимаю. В коридоре горел свет?

— Горел ночник.

— Ты знаешь, где комната дяди Паши?

— Знаю. В конце налево.

— Нужно разбудить. Займись снимками, а я схожу к нему, пусть вызовет полицию. Потом к Рубану, посмотрю, как он.

— Народ будить?

— Пока не нужно. — Федор посмотрел на часы. Было без двадцати четыре.

— Что это, Федя?

— Убийство.

— За что?

— Скорее почему. Не знаю. Мотив нам пока неизвестен.

— Федя, это Мишка! Он ревновал! Он так на меня смотрел… сожрал бы заживо! Дрянной тип!

— Не знаю, — повторил Федор. — Ты ее сфотографировал?

— Господи, нет! Конечно, нет!

— Нужно.

— Рубану скажешь?