— В том-то и дело! — с жаром воскликнул Никита. — Вся разница в том, что местные духи еще здесь, они живые, понимаете? Здесь полно язычества. Каменные скульптуры, колодцы, мегалиты… даже растения! Двухметровые папоротники и хвощи! Причем на абсолютно круглой поляне, представляете? Как будто древний алтарь, сакральное место, где приносились жертвы. Таких растений больше нигде нет. Есть места, где ничего не меняется. А мои ду́хи… их можно вызвать, но они здесь… как бы это вам… — Он запнулся.
— Иностранцы? — подсказал Федор.
— Да! Да! Именно! Но все равно могут помочь, если правильно объяснить.
— Так и живем, — сказала Саломея Филипповна. — Разрываемся между язычеством и магией. Спасибо, внучек, хоть ведьмой не назвал.
Федор подавил усмешку и сказал, обращаясь к мужчине:
— Вы в надежных руках, Андрей. Я за вас спокоен.
— Если вы придете на семинар в наш клуб «Руна», вы многое поймете. Я дам программу. Приходите. Вам, как философу, будет интересно. Магия — та же философия.
— Спасибо, Никита. С удовольствием приду. У вас есть сайт? Хотелось бы взглянуть.
— Конечно! Я дам адрес.
Они сидели еще около часа, общались. Андрей молчал, слушал, рассматривал Федора. Наконец тот сказал, что пора и честь знать, засиделся, больному нужен покой. Он протянул руку Андрею:
— До свидания, Андрей. Поправляйтесь. Я буду приходить.
Мужчина слабо улыбнулся и протянул руку в ответ; они обменялись рукопожатием.
Бабушка и внук проводили гостя до калитки. Херес радостно прыгал вокруг, припадал на передние лапы и скалил зубы. По-прежнему молча.
— Почему он не лает? — спросил Федор. — Воспитание?
— У него удалены голосовые связки, — сказала Саломея Филипповна. — Прибился к нам в городе, голодный, ободранный. Что-то случилось, может, хозяин помер, вот его и выгнали. А на улице жить не научился. Пришлось взять, жалко.
— Удалены голосовые связки? Зачем?
— Зачем? Чтобы молчал. Не знаю, зачем. Может, сидел при больном, не хотели, чтоб беспокоил. Не знаю.
— Что Андрей помнит? — спросил Федор. — Я не хотел спрашивать…
— Ничего. Он не помнит даже, что ехал на машине. Как зовут, не помнит. Аварии не помнит, не мог понять, что с ним случилось… не помнит Гнезда, не помнит людей. Я спрашивала уж и так и этак. Нужно ждать. А ты что-нибудь нашел? Две души погубленные и ничего?
Федор пожал плечами…
…Никита сунул Федору листок с адресом сайта, сказал, милости просим, и Федор отбыл…
Глава 16
Актриса
Гнездо, казалось, погрузилось в глубокий сон. В доме было печально и сумрачно, в окнах лиловели ранние зимние сумерки. Дядя Паша впустил Федора — вид у него был мрачный, в руках — ружье; спросил:
— Ну как, узнал что? Что она говорит?
Федор покачал головой и, в свою очередь, спросил:
— Как обстановка, дядя Паша?
— Как на зоне. Караулю. Дай им волю, всех поубивают, душегубы! Петя Смешко приходил, обмерил их… это наш плотник, к завтрему изготовит. И на погосте все устроят. Он же и кресты сделает. Даст бог, схороним послезавтра, успеем до Нового года. — Он вздохнул и покачал головой. — Что делать будем, Федя?
— Хочу поговорить с ними.
— Свидетель нужен?
— Спасибо, дядя Паша, пока не нужен. Я сам.
— Ну, смотри. В случае чего, шумнешь.
…В их комнате было темно. Иван храпел на кровати, завернувшись в плед; на полу валялись пустая водочная бутылка и захватанный нечистый стакан. Федор постоял посреди комнаты, испытывая странное чувство нереальности, хождения по кругу, повторяющегося дня сурка — начиная с храпящего ночью Ивана и момента, когда они с дядей Пашей обнаружили задушенную Марго в кресле, где накануне сидел гипсовый идол. Ему пришла в голову мысль о том, что мертвая Марго заменила собой разбитую куклу, Марго-дубль, и что события в Гнезде стремительно развиваются, подчиняясь некоему алгоритму, с периодическими повторениями, с выпуклыми кругами или циклами, вполне цельными и завершенными. В круге первом имели место исчезновение журналиста и слишком бурная реакция Рубана; смерть собаки; пропавшие письма; гробовая тишина в ночном доме — никто ничего не слышал и не видел, и тем не менее шорохи и шаги; убийство Зои и то, что убийца зачем-то посадил ее у ног гипсовой куклы, белый шарф и горящий шандал на полу.
В круге втором: драка Ивана и Миши и разломанная гипсовая кукла; храпящий Иван; тишина и темнота в доме, отсутствие свидетелей — опять никто ничего не слышал и не видел; убийство Марго, и то, что убийца зачем-то посадил ее в кресло гипсовой куклы… освободившееся кресло; белый шарф… тот же, и два горящих шандала, один из комнаты-усыпальницы.
И тут возникает вопрос: как они соотносятся, эти циклы-круги? Как взаимосвязаны? Или не взаимосвязаны вовсе?
Два убийства и Рубан на пороге вечности, выживет ли… Возможно, так и было задумано? Если это финал, то кому выгоден? Что получит в результате убийца? Или убийцы?
Выбиваются из ряда письма… зачем их взяли? Или нужно спросить: зачем их написали? И где тот, кто написал? В Гнезде? А кто взял мобильник Марго? Чего не сказал Рубан? Собирался, но так и не решился.