Ночь сурка

Получилось не очень — не хватало энтузиазма в голосе. Жизнь продолжается… не самое удачное замечание, принимая во внимание сопутствующие обстоятельства, так сказать. Федор мучительно соображал, что еще сказать. На него смотрели настороженно, нужно сказать… хоть что-то.

— Мы собрались здесь не в самое лучшее время… я бы сказал, в трагичное время, но от наших желаний ничего не зависит, — произнес, запинаясь, изо всех сил стараясь не смотреть… на убийцу. — Мы находимся в водовороте, нас несет, и мы можем только ждать и надеяться выбраться отсюда… в конце концов.

— Живыми! — хихикнул Дим. — Не факт, что выберемся. А чего, я реалист, правда, Натали? А ведь среди нас убийца, господа! Сколько нас было? Тринадцать? Без философа. Сколько осталось? Одиннадцать с философом. Минус именинник. Десять. То-то и оно. «Титаник» идет ко дну, и водоворот затягивает. Ну да ладно, не будем о грустном… пока мы живы. — Он снова хихикнул. — А посему предлагаю выпить за здоровье отца! Как справедливо заметил философ, жизнь продолжается. Возможно, сегодня наша последняя вечеря в данном составе, а что будет завтра, одному богу известно… — Он по-клоунски развел руками.

Они выпили в гробовом молчании. Дядя Паша крякнул неодобрительно — спич Дима ему не понравился.

— Вы кушайте, кушайте! Леонард Константинович был бы рад… — Лиза, украдкой вытирая слезы, бегала из гостиной в кухню, носила блюда и тарелки.

— За Рубана! — крикнул, вскакивая, Иван. — За выдающийся талант!

Они выпили. Поспешно, как показалось Федору, желая напиться и избавиться наконец от страха, понимая, что если они все здесь, на виду друг у дружки, то можно перевести дух. Ничего не случится.

Нехотя потянулись за салатами, заработали челюстями, сначала неохотно, потом охотнее. Разливать стали чаще, торопливо опрокидывали, тянулись за закусками. Глаза заблестели, жесты стали размашисты, они нашли себе занятие…

Федор старался не смотреть на убийцу Андрея Сотника… неудавшегося убийцу, пытаясь вспомнить, подозревал ли он… Он не знал. Ему казалось, что подозревал. Хотя нет, не подозревал, что именно… этот. Он подозревал всех. Теперь, когда наступила относительная ясность и кусочек пазла лег на свое место, вопросов по-прежнему оставалось больше, чем ответов. Но уже забрезжил просвет в глухом порочном круге, и проступила жесткая определенность факта.

Мысли его перебил громкий стук в дверь. Елена вскрикнула, Стелла схватилась рукой за горло; дядя Паша вскочил, обвел всех подозрительным взглядом и вышел. Они недоуменно переглядывались, они перестали жевать, они застыли с перекошенными лицами, на которых снова проступил страх.

Громкий голос, громкие шаги… На пороге появилась ведьма Саломея Филипповна и сказала басом:

— С праздничком!

Громадная, с черными патлами, она смотрела на них черными пронзительными глазами, неприятно усмехаясь. Никто не шелохнулся и не произнес ни слова. Взгляды были прикованы к странной и страшноватой фигуре на пороге.

— Садитесь, Саломея Филипповна! — засуетилась Лиза. — Сюда!

— Штрафную дорогой гостье! — рявкнул Дим, вскакивая и наливая водку в бокал.

— Картошечки с мясом, — Лиза подсовывала гостье тарелку со снедью. — Огурчики! Закусить…

— За Леонарда Константиновича! — Саломея Филипповна приняла бокал и выпила залпом.

Федор встретился с ней взглядом, и она ухмыльнулась ему с видом заговорщицы.

Они снова пили и ели, торопясь, неопрятно, некрасиво, словно переступили какой-то порог, за которым правила приличий уже не действуют. Никто не спешил уходить, никто не хотел оставаться один. Они пили и ели, расслабившись впервые за последние дни, словно наверстывали упущенное.

Федор, незамеченный, выскользнул из гостиной — ему хотелось подумать. В коридоре, однако, ему пришла в голову некая мысль, и он, оглянувшись, стал подниматься на второй этаж. Наверху он, снова оглянувшись, толкнул дверь в комнату Дима и Наташи-Барби. Горел ночник, слабо пахло… Федор узнал запах! Не то мятой, не то лавандой…

Он нашел флакон лосьона после бритья «Herbs of Bulgaria» с запахом лаванды в тумбочке Дима. Судя по беспорядку — там вперемешку валялись станок для бритья, пачка лезвий, несвежие носки, — это была его тумбочка.

Федору показалось, что он услышал скрип ступеньки, и вздрогнул. Он оставил дверь приоткрытой, на всякий случай — не хотел, чтобы застали врасплох. Хотя понимал, что выскочить незамеченным из комнаты ему не удастся: на втором этаже всего две двери и прятаться негде.

Он прижался к стене, превратившись в слух. Скрип повторился; потом дверь стала медленно открываться; на полу комнаты выросла длинная тень. Человек замер на пороге. Федор узнал Стеллу… по каким-то неуловимым признакам — легким шагам, осторожным неуверенным движениям, слабому запаху духов и звуку дыхания…