Ночь сурка

Они смотрели друг на дружку; она испуганно уставилась на него громадными темными глазами; он, внутренне чертыхаясь, полный досады, испытывая неловкость и в то же время сознавая комическую нелепость ситуации… великий сыщик, черт бы тебя подрал! Ему вдруг показалось, что она сейчас закричит, и он приложил палец к губам. Она судорожно вздохнула и кивнула.

— Не бойтесь, — прошептал он. — Мне нужно было кое-что проверить.

Она снова кивнула.

— Почему вы ушли?

— Они обвиняют друг друга… я подумала, они сейчас подерутся. Я устала и ушла… И эта женщина, Саломея Филипповна, тоже ушла. Вы не подумайте… я увидела, что дверь открыта, думала, случайно, хотела закрыть…

Они стояли рядом, и он чувствовал запах волос Стеллы… Не отдавая себе отчета, он вдруг притянул ее к себе, прижался лицом к лицу, нашел губы…

Она попыталась вырваться, потом затихла…

Они целовались, кожей чувствуя опасность быть застуканными в чужой спальне, почти чужие, ничего друг о дружке не знающие, еще стесняясь и не понимая себя; это все подстегивало желание, от которого темнело в глазах и мутилось в голове…

— Пошли! — Он шагнул из комнаты и потянул Стеллу за собой. Она снова попыталась вырваться, но он держал крепко. Они спустились по лестнице, замирая от скрипа ступенек, прислушиваясь к воплям из гостиной. Гуськом; он держал ее за руку, она уже не пыталась вырваться. Ему пришло в голову, что она идет покорно, как на заклание…

— Кажется, дерутся, — прошептал Федор. Ему показалось, что Стелла засмеялась…

Он привел ее в их с Иваном комнату, от души надеясь, что тот не вернется — их дверь не запиралась на ключ. Ему казалось, в руках у него покорная кукла… опять кукла! Покорная, бессловесная и такая желанная…

Он чувствовал ее страх, страх неопытной любовницы, стеснение, скованность… Она закрывалась руками, уворачивалась, прятала губы, что-то шептала… но не уходила.

Их близость была как ожог, как удар; она была наполнена страхами, неуверенностью, чувством вины и осознанием тонкой грани между жизнью и смертью. Те, в гостиной, жрали, пили и дрались, словно завтра в их жизни не наступит уже никогда и им непременно нужно свести счеты сегодня; и эти двое цеплялись друг за дружку и любили друг дружку так, словно понимали, что завтра в их жизни тоже никогда не будет…

Вдруг снизу грохнул выстрел, и они вздрогнули. А чего, раз есть ружье, значит, должно выстрелить. По закону жанра.

— Что это? — прошептала Стелла.

— Дядя Паша их успокаивает, — сказал Федор. — Не бойся.

— А если они поубивают друг…

Она не закончила фразы, потому что Федор прижался губами к ее рту. Ему было все равно…

Глава 22 Долгая ночь

Все тайное становится явным.

Закон разоблачения.

…Они все-таки подрались. Началось с взаимных обвинений и оскорблений, Елена вдруг швырнула бокал в стену… опять! и закричала, что не собирается сидеть за одним столом с убийцами, а потому уходит.

— Ты, барышня, говори, да не заговаривайся! — возмутился дядя Паша. — И нечего посуду кидать… моду взяли! Может, ты и есть главный убийца!

Елена в ответ зарыдала.

— Бурные аплодисменты! — объявил Дим и захлопал. — Выход примы! Спектакль продолжается.

— Ты хоть помолчи! — бросил Миша. — И так тошно.

— Тебе всегда тошно! — парировал Дим. — Права была Зоя.

— Заткнись! — вскочил Миша. — Ничтожество!

— Ты сам ничтожество! Холуй! Вся твоя слава — заслуга отца! Если бы не он…

Миша вскочил и бросился к Диму.

Иван закричал:

— Не любишь правды, подонок? — и тоже вскочил.

За ним вскочил нетрезвый дядя Паша, зацепившись за ружье. Оно упало, и грохнул выстрел, посыпалась штукатурка, зашаталась люстра. Женщины завизжали. Дядя Паша выразился витиевато, помогая себе жестами, и поднял с пола ружье.

— Идиот! — рявкнул Миша, оборачиваясь к дяде Паше. — Мало тебе?

— А тебе? — рванулся к нему Иван. — Думаешь, никто не знает? Убийца!

— Ах ты сука!

Миша бросился на Ивана. Они сцепились. Дим вскочил и побежал к ним; прыгал вокруг, возбужденный, радостный, подзуживая разными словечками вроде: «а ну вдарь его!», «давай еще!», «бей в торец!» Он так увлекся, что потерял бдительность и получил удар ногой от Миши. Взревев, он бросился на дерущихся и замахал руками, выкрикивая ругательства.

Артур наблюдал за ними с брезгливой ухмылкой. Елена тоже кричала что-то, вскакивая и снова падая на стул. Лиза стояла на пороге, смотрела на дерущихся — в ее лице была усталость и сожаление взрослого человека при виде детских шалостей. Одна Наташа-Барби оставалась спокойной, она словно не видела драки, по-прежнему смотрела на огонь в камине. На лице ее блуждала отсутствующая улыбка…

Драчуны скоро выдохлись и, злобно поглядывая друг на друга, вернулись за стол. С разбитыми носами, растрепанные, сопящие, в разорванной одежде. Самцы после драки…

Дим утерся салфеткой, рассмотрел кровь, потрогал передний зуб и потянулся за бутылкой. Разлил всем и сказал:

— За батю! Пьем стоя.

— Животные! — страстно выкрикнула Елена. — Господи, скорей бы убраться из этого гадюшника!

— Пить будешь? — спросил Иван, и она кивнула.