Ночь Святого Распятия

К счастью, донья Хосефа, встав из-за стола, предотвратила взрыв. Мы перешли в маленькую комнату, на стене которой за резной решеточкой улыбалась покровительница Севильи Мария Сантисима де ла Эсперанса, иначе говоря, Макарена. Мне предложили бокал анисовой настойки, и я горько пожалел об отсутствии шотландского виски. Величественная в своем черном платье, хозяйка дома (если она надеялась, что цвет сделает ее фигуру стройнее, то совершенно напрасно) отвела нас с Марией в сторонку, а Карл Оберхнер вместе с Альфонсо уединился в углу у окна - очевидно, им хотелось поговорить о делах. Я заметил, что дневной свет придает странный сине-зеленый оттенок поразительному костюму сеньора Перселя - в клеточку, окаймленную красным, на ядовито-зеленом фоне. Признаюсь, это буйство красок убило меня, если можно так выразиться, с первой минуты.

- Дон Хосе, Мария говорила мне о ваших планах... Я ее очень люблю и потому от души рада... Здесь она в какой-то мере заменяла дочь, которую Господь не пожелал нам дать... И, не будь вы таким милым молодым человеком, я бы, кажется, вас возненавидела!

- Меня бы это глубоко опечалило!

Донья Хосефа улыбнулась.

- Вы истинный кабальеро, дон Хосе, и прекрасно умеете обманывать... А вы знаете, что лишаете нас настоящей жемчужины?.. Да уж что поделаешь, такова жизнь... Рано или поздно нам приходится расставаться со всеми, кого любим... Видите ли, дон Хосе, в моем возрасте начинаешь понимать, что лучше ни к кому не привязываться, если не хочешь однажды почувствовать себя очень несчастной...

Слова хозяйки растрогали Марию до слез. В порыве благодарности она схватила руку сеньоры Персель и быстро поднесла к губам. Не могу сказать, что мне это очень понравилось.

- И вы... разумеется, снова уедете в Париж, взяв с собой нашу Марию, дон Хосе?

- Если она согласится последовать за мной...

Донья Хосефа засмеялась.

- Только не пытайтесь уверить меня, будто вы в этом сомневаетесь!

Когда мы попрощались с Перселями и Марией (им пора было снова открывать магазин), Карл Оберхнер довольно настойчиво предложил проводить меня. Поэтому мы вместе поднялись до площади Сан-Фернандо, и лишь на пороге гостиницы тевтон наконец решился оставить меня в покое. Оберхнер протянул руку, и мне не оставалось ничего другого как пожать ее, но, надо думать, по выражению лица Оберхнер понял, как мало удовольствия мне это доставило.

- Вы не испытываете ко мне особой симпатии, верно, сеньор Моралес?

- Только не подумайте, будто... - немного смущенно пробормотал я.

Но Карл с живостью перебил, отметая вялые возражения:

- Да-да... Впрочем, для нас, немцев, это обычное дело... мы не умеем нравиться с первого взгляда, а потому слишком стараемся выставить напоказ все свои достоинства... Ну и, конечно, добираемся прямо противоположного результата... Только не воображайте, будто мы этого не замечаем... замечаем, естественно, но, увы, поздновато...

Ну вот, все же он растрогал меня, подлец, добился-таки своего!

- Нет, возможно, это мы, потомки древних римлян, не в меру чувствительны, и... - не желая оставаться в долгу, начал я, но немец опять перебил меня:

- Это очень любезно с вашей стороны, сеньор Моралес, но не особенно убедительно. Однако уж такие мы есть - все наши добрые намерения кончаются драмой. Своего рода проклятие, к которому мы никак не можем привыкнуть. Hasta la vista, senor Morales*.

______________

* До встречи, сеньор Моралес. - Примеч. авт.

- Con mucho gusto*, senor Oberchner...

______________

* С большим удовольствием. - Примеч. авт.

Самое смешное - что я не лукавил. Алонсо бы всласть похихикал над моей сентиментальностью.

Вечером я пришел в домик на Ла Пальма раньше Хуана, и Мария встретила меня одна. Она рассказала, что я произвел на Перселей превосходное впечатление и они надеются продолжить знакомство. Конечно, все это звучало замечательно, но ни в коей мере не объясняло лжи Карла Оберхнера насчет Гамбурга. И я рассказал о своих сомнениях Марии. С тех пор как мы с Карлом попрощались у двери гостиницы, я успел пораскинуть мозгами и теперь раскаивался в собственном благодушии. Моя невеста внимательно выслушала объяснения насчет "Ангела милосердия" и согласилась, что такая ошибка говорит о полном незнании города, где находится фирма, которую якобы представляет Оберхнер. Так для чего он явился к Перселям? Девушка пообещала поговорить с доньей Хосефой и предостеречь против немца.

Около десяти часов к нам присоединился Хуан. Физиономия его выражала столь явный восторг, что я без труда догадался: мой новый помощник очень доволен собой и намерен сообщить нечто важное. Швырнув кепку на стул и быстро чмокнув сестру, парень тут же повернулся ко мне.

- Готово дело, дон Хосе!

- Что ты имеешь в виду, Хуан?

- Я нашел вашего типа!

- Наркомана?

- Да.

Я вскочил. Наконец-то можно кое-что предпринять, а не сидеть сложа руки, ожидая, пока меня прихлопнут.

- Где он?

- Пьянствует в "Эспига де Оро"* на улице Гвадалете.

______________

* "Золотой колос" (исп.) - Примеч. перев.

- Где это?

- Между Сан-Висенте и Торнео.

- Ага, ясно!

Я схватил шляпу.