Ночь в Новом Орлеане

Мужчины не плачут. Но разве я сейчас мужчина? Разве может существовать мужчина без женщины, в которую влюблён и которая влюблена в него? Не может. Мужчина выражает себя через женщину. А женщина через мужчину. Так было, есть и будет. И теперь, именно поэтому, я обязан взбунтоваться против всего и заставить себя совершить то, что под силу только богам: выразить себя через себя.

Или умереть. Но смерть казалась мне слишком лёгким исходом. Нет. Я должен выстоять. Выстоять. Выстоять. Но тысяча богов! Это было невыносимо.

Я пришел в себя только у реки Миссисипи, протекавшей за чертой города и несущей свои воды в Атлантику через Новый Орлеан. Весь облитый потом и потерявший последние силы, я упал у подножья реки. Когда, немного отдохнув, я присел у этой огромной реки, была уже глубокая ночь.

Звёздное небо здесь было самым ярким и полным, чем где-либо ещё. Огни города не доходили до этого места, но здесь было ярко, как днём. Любая ночь лучше любого дня. В ночной тишине был слышен успокаивающее гудение птиц и сверчков. Река текла медленно. Над ней зажглись светлячки. Каждый, как маленькое солнце.

Я подумал о себе. Боль утихла. На её месте осталась лишь только пустота. Снова она, вечная моя спутница. Почему же все именно так и никак иначе? Наши отношения с Чарли были живым примером того, что можно жить вместе и любить друг друга без золотых колец на пальцах, которые выглядели, как приговор. Брак убивает любовь. От года брака гибнет душа. Все те, кто в живут в браке очень долго, двигаются по инерции и живут лишь воспоминаниями о было любви, таким образом, трансформируя их в реальность. Но это все обман. Счастливого брака не существует. Человек перестает быть собой и стаёт лишь продолжением чего-то. Нет, это не мой путь.

А дети. С самого рождения их приучают к браку. Девочки мечтают о принце на белом коне, как о символе брака. Для них только из брака исходит любовь, а не брак от любви. Я думал, что Чарли тоже разделяет моё мнение, об убийственной силе колец без камней. Но, как оказалось, она лишь ждала ту минуту, когда я встану перед ней на колено. Но не дождалась. Я не имел никаких шансов удержать её. Никакими силами. И даже, если бы они сильно любила меня, а она любила, то, в конце концов, все равно бы ушла. Так что, все к лучшему. А я-то слабак. Из обычного житейского опыта сделал конец света. Вот ещё! Все с этим сталкиваются и я тоже уже не раз встречался с подобными делами. И всегда находил замену: нет незаменимых людей – особенно актёров.

Я смогу найти другую, – подумал я, хоть и понимал, что даже не буду пытаться. Будем выкручиваться по-другому.

Но мне не нужно ничего.

Чарли была первой божественной любовью и последней.

А разве любовь так много весит? Нет, никоем образом. Сильные, по-настоящему сильные, обходятся и без неё. И я обойдусь! Обойдусь…

Я попытался отвлечь себя от этих сложных мыслей. Мои глаза уставились вдаль. Река текла спокойно. Безмятежно. Ей было плевать на все в этом мире. И на меня. И на всех. И на наши проблемы. Она просто текла. Не для чего. Просто текла. Это заражало.

В какой-то миг, я осознал, что ни меня, ни всего окружающего мира просто нет. Не существует. Доказать это было невозможно. Я просто это знал. Меня нет. Тебя тоже нет. Ты – лишь очередное наваждение, которое, рано или поздно, так или иначе, развеется и исчезнет навсегда.

Есть лишь разум и его проекция. Да и их существование сомнительно.

Легкий ветерок подул мне в лицо. Мои губы и язык сговорились с моей памятью и тихо произнесли слова в ночную пустоту:

Мои слова, как ветер на просторе,

В порыве чувств, они вольны, как я,

И мысли, словно парусник на море,

Меня уносит в дивные края.

Где даже время не имеет власти,

И ураган бушующих страстей,

Спасает меня от всяческих страстей,

Волшебный мир фантазии моей.

Восхитительный стих Кобыча. Всего лишь ещё один никому не известный поэт, восемь строчек которого, как ничто иное, подходили ко мне сейчас. Я уже почти не думал о Чарли. Я поддался катарсису, наступившему после полного обвала страстей, ночью, у реки. Только здесь было спокойствие. Только здесь была гармония…

Я и не заметил, как маленькая капелька упала на кончик моего носа. Но зато отчётливо заметил, как миллиарды капель обрушились на меня дождём. И этот дождь был совсем не похож на остальные. Он был спокоен, а не дик. Он был приятным, а не противным. Он наводил радость, а не тоску.

Ближе всего к моей душе стоял дождь. Он был там безмятежен и в тоже время силён и свиреп. Ни одна погода не успокаивала меня сильнее, чем он. Дождь понимал меня. И я, в свою очередь, понимал дождь. Я понимал, почему он такой.

Но, тем не менее, я был вынужден возвратиться в город, как бы хорошо мне не было у реки.