Во сне сложно скрывать свои эмоции — особенно если ты новичок в проявленных сновидениях. От Тауры Роше повеяло хищным, и безмятежное полуденное небо ее степи заволокло тучами. Настороженно сбились в кучу огненные животные, выставив рога. Тревожно взрывая копытом землю, заревел вожак стада…
— Неуютно тут у тебя стало, — меланхолично прокомментировал я. — Ты ведь знаешь, что за вами приглядывали?
Она фыркнула — и я продолжил, не дав ей вставить ничего другого:
— Когда твоя сестра попыталась меня ограбить...
— Что?!
— Попыталась. Но ее подвел недостаток информации — темные эльфы очень закрытая раса. Так вот, выясняя, кто она такая, мы привлекли внимание человеческой службы Теней, — задумчиво хмыкнув, я констатировал, — Нас тоже подвела нехватка информации. Полукровка пришел выяснять, зачем нам нужна Даркнайт. Но интересовала его — ты.
Янтарная нахмурилась — нет, нахмурилось низкое тяжелое небо, лицо же Тауры Роше осталось невозмутимым.
— Он рассчитывал получить твое добровольное содействие.
— Странный же он выбрал для этого способ!
Дрогнули точеные ноздри, и только: Янтарная удержала гневный порыв.
— Это была моя идея, — легко признал я. — Полукровка согласился, рассчитывая, что этим я скомпрометирую себя перед Даркнайт, и он получит под свое покровительство вас обеих.
— И что ему стоило более тщательно всё спланировать… — пробормотала себе под нос собеседница, с таким расчетом, чтобы я точно расслышал.
Всё же, редко с кем-то я достигал такой глубокой и сильной взаимности, как с сидящей рядом со мной женщиной!
Сцепив пальцы и покусав губы, Янтарная ощерилась:
— Я не знаю, что им от меня нужно. Если что-нибудь выясню — сообщу. Нэйти береги!
— Не надо ничего выяс…
Но мои слова пропали втуне: бескрайние степи сгинули, оставляя меня в серой хмари мира сновидений.
Некоторое время она клубилась, проявляясь спутанными образами и разваливаясь, а потом оформилась в рассвет над Радужными водопадами.
Спасибо, подсознание, я понял, что пора вставать!
Глава 9
Даркнайт Ирондель Янтарная
— А я ему — “Зато я тройную энергетическую петлю делать умею!”, а он мне — “Тоже мне достижение, как будто ее можно куда-то применить!”, ну и всё! — в этом месте Фаэн, до того рассказывающая об очередной своей ссоре с немалым воодушевлением, смутилась, и закончила уже скомкано. — Ну и применила...
Уж применила так применила, “он” (к слову, третий наследник дома Варут, одного из вассальных домов Алиэто) еще долго потом висел под потолком малого каминного зала, потому что гордая демонстраторша ушла, хлопнув дверью (фигурально, но громко), а снять её заклинание, не угробив приятеля, прочие участники ссоры не сумели и обратились за помощью к наставникам. Те же, садисты ушастые, решили, что произошедшее — отличный повод дать детишкам внеочередной урок практической магии, и в результате пострадавшего выпутывали три часа.
Три часа в позе морской звезды под потолком Алиэто-оф-Ксадель и в перекрестье взглядов наставников и приятелей, на мой взгляд, исчерпывающая расплата за все вольные и невольные прегрешения наследника эль-Варут против дочери дома эль-Ран, но Фаэн, очевидным образом, считала иначе и бурлила гневом.
С момента моего возвращения Фаэн прилипла ко мне намертво, исполняя роль моей помощницы — хотя теперь, когда я избавилась от браслета, в этом не было совершенно никакой необходимости. Но объяснять это Фаэн было бессмысленно: помощница — и точка!
Также она единоличным решением взвалила на себя обязанности проводника в Алиэто-оф-Ксадель и Улариэ, наставника по тонкостям внутреннего темноэльфийского социального этикета и, прости, Великое Ничто, телохранителя.
Все мои попытки донести до нее, что последнее, мягко говоря, излишне, наталкивались на стену великолепного, совершенно феерического упрямства — чем будила во мне потаенные родственные чувства, напоминая...
Напоминая кое-кого другого.
И потому просьбы Мэлриса призвать Фаэн к порядку я демонстративно “не слышала”, здраво рассудив, что у девочки есть родители — вот они ее пусть и воспитывают, а я буду любить, учить и баловать, и без зазрений совести делилась собственными наработками, буде она проявляла к ним интерес.
А Фаэн в последнее время и впрямь разошлась. Рассорилась со всем белым светом, и смотрела на окружающих с прищуром, проявляя в этом удивительную демократичность: равно неприязненные взгляды доставались всем, попавшим в поле ее зрения, без деления по возрастным и половым признакам. Причины столь свирепой вражды Фаэн называть отказывалась — зато щедро наделяла противников эпитетами, обогащавшими мой словарный запас темноэльфийской неформальной лексики.
Некоторое снисхождение она проявляла лишь к лицам существенно более высокого статуса, чем ее собственный, но я бы не поставила на искренность этого снисхождения и медяка, отнеся его скорее на счет здравого смысла и инстинкта самосохранения.
И несмотря на то, что оный у дочери дома эль-Ран вроде бы все-таки был, я и сама теперь старалась не отпускать Фаэн от себя, пока она в таком настроении.