Ночь ворона, рассвет голубя

– Я об этом не слышал, – серьезно сказал Дакш. – Разве суеверие не говорит об обратном? Что уханье совы означает неминуемую смерть?

Какой зануда.

– Один крик означает неминуемую смерть, два крика к удаче, – сказала она. – Я услышала два.

– Я слышал только один, – ответил он.

Ей хотелось его встряхнуть. Почему они говорили о совах? Минуту она шла молча, и она обдумывала события последних нескольких часов: смерть двух свидетелей, признания Таноя, ее битва с Бхайравом и, как и прежде, отсутствие каких бы то ни было доказательств. Прямо сейчас все, на что она могла опереться, – это ее собственные логические рассуждения.

– Ты так и не ответил, почему решил пойти за мной, – сказала она наконец. Она вспомнила окончание их последнего разговора. «Я все равно не смогу тебя простить».

Он выдохнул.

– Мы нашли стрелу, которая подожгла Нандовану. Я пришел, как только смог.

– Она принадлежала Бхайраву? – сразу спросила она.

– Атрейи проводит ритуал, чтобы отследить, чья она. Мы узнаем через день или два.

Да. Это было бы неопровержимым доказательством, которое никто не сможет поставить под сомнение. Она представила, как выступает в суде, представляя эту стрелу в качестве доказательства перед беспристрастными судьями. Если такие вообще бывают.

– Но я знаю, что стрела не твоя, – добавил Дакш.

Пораженная, она обернулась к нему.

– Ты думал, что я подожгла лес?

– Я подумал, что, возможно, ты допустила ошибку и потеряла контроль.

Он пристально на нее посмотрел. Его лицо было открытым и уязвимым, таким, каким она видела его лишь однажды.

– Но на самом деле ошибся я. Мне жаль, что я в тебе сомневался. Потеря отца…

Он замолчал, не в силах продолжать.

Ей хотелось притянуть его к себе и сжать в объятиях, но она ограничилась тем, что крепче сжала его руку.

– На твоем месте я бы тоже разозлилась.

Они продолжили спускаться по тропинке, все еще держась за руки, хотя в этом больше не было особой необходимости. Когда они вышли из чащи, облака рассеялись. Перед возвращением в Нандовану Катьяни с удовольствием бы отдохнула и восстановила силы в какой-нибудь удобной гостинице на окраине города, но Дакш настоял на немедленном отъезде. Он поставил свою лошадь в конюшню на постоялом дворе и, разбудив владельца, смог раздобыть вторую лошадь для Катьяни.

Обратный путь занял три дня. Они дважды останавливались, чтобы перекусить в дхабе, и один раз – у общественного колодца, чтобы пополнить запасы воды. Конечно, на короткие промежутки времени они останавливались и затем, чтобы поспать и дать отдых своим лошадям. И каждый раз они по очереди дежурили, высматривая опасность. Несмотря на усталость, боль от ран и шок от недавних событий, Катьяни чувствовала себя спокойной и бесстрашной. Как и всегда, когда Дакш был рядом с ней. В его присутствии все неприятности, которые валунами преграждали ей путь, превращались в пыль.

Он не расспрашивал ее о двух смертях, в которых ее обвинил Бхайрав, но он заслуживал правды. Когда они вошли в сгоревший и почерневший лес, она рассказала ему все, что произошло, ничего не утаивая.

– Ответ на вопрос Бхайрава – это казнь, – сказал он, выслушав ее.

Ее сердце сжалось. Это был ответ на вопрос, какое наказание было бы справедливым за убийство своего учителя.

Дакш искоса на нее взглянул.

– Но есть исключения. Ты действовала в целях самозащиты, а это не нарушает закон ахимсы. Более того, он совершал злые деяния. Дхарма говорит, что долг противостоять злу важнее, чем долг перед нашим учителем.

– Он умер от моей руки, – пробормотала она, не желая искать себе никаких оправданий.

– Твоей руки или же руки судьбы, – сказал он. – Ты что, забыла благословение даян?

Благословение, которое она сама для себя выбрала.

– Мне следовало просить справедливости.

Он ничего не сказал, но она знала, о чем он думает. Она не могла изменить прошлого. Мертвые не стали бы живыми лишь потому, что она сожалела о своих действиях.

Они оставили сгоревшую часть леса позади. Было огромным облегчением дышать свежим воздухом нетронутых джунглей, проходя под густой зеленой сенью древних деревьев. У Катьяни было такое чувство, словно она наконец-то возвращается домой и скоро все в этом перевернутом мире встанет на свои места. Она хотела бы продлить этот момент, хотела бы завернуть его и забрать с собой, чтобы открыть позже. Это был бы лучший подарок, какой она могла себе сделать. Он напоминал бы ей о том, что в этом мире есть что-то еще, кроме ужаса, и что он казался таким ужасным лишь тогда, когда она забывала о лесе, гурукуле и Дакше.

Он ехал рядом. Его тело было расслаблено, лицо безмятежно. Катьяни вспомнила ту сильную бурю с градом, которую он вызвал, и ей стало немного тоскливо из-за того, что она не может контролировать стихии так же, как он.

– Что ты собирался делать на счет «три», если бы Бхайрав не подчинился тебе? – спросила она.

Он невесело улыбнулся:

– Я не знаю. Я блефовал.

Блефовал?

– Но… буря с градом?