Возможно, она пробормотала бы еще что-нибудь, но в какой-то момент просто отключилась. Некоторое время спустя она проснулась, испугавшись, что он ушел, но он все еще был рядом – сидел на стуле с закрытыми глазами. Его бедная рука все еще была зажата в ее руке. Катьяни отпустила ее и осторожно положила ему на колени. Он открыл глаза и посмотрел на нее с такой нежностью, что она едва удержалась, чтобы не притянуть его к себе. Ей хотелось обхватить его лицо ладонями и зацеловать каждый его дюйм. Ей хотелось обнять его и крепко прижать к своему сердцу. Будь прокляты эти бинты и эта слабая, израненная плоть!
– Ты, должно быть, устал, – сказала она заботливым тоном. – Тебе тоже следует прилечь.
Его губы дрогнули.
– Ты сказала мне оставаться здесь.
– Эта кровать достаточно большая для нас обоих.
Она похлопала по краю своей кровати, понимая, что испытывает судьбу, но не в силах остановиться.
– Ты можешь лечь прямо здесь.
– И рисковать причинить тебе боль?
Он покачал головой.
– Лучше подождать, пока твои раны заживут и эти повязки снимут.
Он осознал, что сказал, и покраснел.
– Это обещание? – промурлыкала она, и ее кожа загорелась при мысли о нем в ее постели. – Я спрошу еще раз – и ты согласишься?
– Это зависит от того, о чем ты просишь, – возразил он. – Мне пора уходить. Здесь недавно была Рева, а ее шпионы под тем или иным предлогом входили уже несколько раз. Масло в лампе за это время поменяли уже дважды. Я уж думал, они хотят сжечь эту комнату дотла.
Катьяни рассмеялась, но сразу поморщилась, когда это движение вызвало новую волну боли в ее груди.
– Моя сестра внезапно стала чрезмерно меня опекать.
– Ты все, что у нее осталось, – мрачно сказал он. – Если она хочет стать королевой, ей нужен кто-то, кому она может доверять рядом.
– Она попросила меня быть ее регентом, – сказала Катьяни.
На его лице появилось непроницаемое выражение.
– Я ожидал этого. Мудрый шаг с ее стороны. Ты согласилась?
Катьяни задумалась:
– Думаю, я соглашусь. Она вела уединенную жизнь, в то время как успела погрузиться во всевозможные дворцовые интриги. Я знаю большинство послов и придворных. Потребуется много времени, чтобы отсеять тех, кто не готов хранить верность. Она не сможет сделать это в одиночку. Кроме того, это интереснее, чем быть телохранителем. Никогда не знаешь, когда кто-то попытается вонзить тебе нож в спину.
Он раздраженно покачал головой:
– Думаю, тебе хватило ударов ножом на всю оставшуюся жизнь.
В знак согласия в ее груди снова вспыхнула боль.
– О, так и есть. Теперь удары наносить буду я. Паутина Бхайрава была глубокой и широкой, она простирается как минимум до Калинджара. Я с удовольствием разрежу ее и буду наблюдать, как маленькие паучки спасаются бегством.
Его лицо приняло спокойное выражение.
– Это твой долг. А у меня есть свой. Теперь, когда тебе лучше, я должен вернуться в гурукулу.
Мысль о том, что он уйдет, вновь вернула к ее постели хищные, готовые наброситься тени. Катьяни откинулась назад и глубоко вздохнула.
– Мне очень больно. Я чувствую себя довольно слабой. Это все из-за твоего супа. Он полностью подорвал мои силы.
Он улыбнулся:
– Я останусь, пока ты не поправишься. И я позабочусь о том, чтобы ты ела этот суп каждый день. Тебе понадобятся все твои силы, чтобы выгнать тех пауков. И если ты обнаружишь, что поджечь Нандовану Бхайраву помог сообщник, мне было бы интересно об этом узнать.
Катьяни поджала губы:
– Я вообще не думаю, что это Бхайрав поджег Нандовану.
Он наморщил лоб:
– Что? Это была его стрела.
– Но он сказал, что не делал этого, и я ему верю. Скажи мне, зачем ему было объявлять войну Ачарье?
Он задумался:
– Кто-то сделал это, чтобы подставить его.
– Вот именно. Я думаю, это был Таной – единственный человек, с которым Бхайрав мог поделиться мантрами Ачарьи.
– Почему давний сообщник Бхайрава ополчился против него? – спросил он.
– Баланс, – сказала она, собираясь с мыслями. Это был последний кусочек головоломки. – Это то, что он ответил, когда я спросила его, почему он спас меня, отправив то письмо. Он намекнул, что сделал кое-что еще, и сказал, что я разберусь с этим. Он был связан с Бхайравом, связан клятвой, которую дал ребенку, родителей которого убил. Но он понимал, где добро, а где зло, и он ненавидел то, кем он стал и кем стал Бхайрав.
Дакш медленно выдохнул:
– Значит, он поджег лес, чтобы вынудить моего отца вмешаться?
Она кивнула:
– Он не знал, что Ачарья погиб.
– Похоже, ты разгадала последнюю тайну.
Дакш одобрительно ей кивнул:
– Теперь ты можешь быть спокойна.
– Есть еще кое-что.
Она колебалась. Она раздумывала, стоит ли кому-нибудь рассказывать о том, как она несколько раз чувствовала присутствие Айана после его смерти. В конце концов, это могло быть лишь плодом ее воображения. Но часть ее в это не верила, и в конце концов она рассказала Дакшу о каждом из четырех случаев, когда Айан ей помогал. Рассказ причинял боль, заставляя ее заново переживать самые трудные моменты жизни. Слезы катились по ее щекам, а в горле першило.