Ноченька (СИ)

Я сижу в плетеном кресле перед высокими французскими окнами с витражными стеклами, представляющими собой небольшой эркер. На левой половине изображен павлин, сидящий на ветке цветущей сакуры. Его изумрудный хвост сложен, а голова повернута в сторону правой мозаики, где на качелях, улыбаясь, застыла русалка с соломенными волосами, убранными в объемную косу, перехваченную жемчужной ниткой. Хвост хитрой речной девицы искрится в закатных лучах, словно настоящая чешуя, начищенная песком и водорослями. Створки двери посередине распахнуты, и я вижу багряный закат над морем, чувствую тепло уходящего солнца, спокойствие и радость. Комната так полно залита светом, что кажется, будто она горит, расцвеченная оттенками красного и оранжевого. Ее стены – это встроенные шкафы с бесконечным количеством полок, сплошь уставленных книгами. Мебели нет, лишь у окна приютилось мое кресло.

Здесь чувствуется магия знаний, бережно хранимых поколениями.

По библиотеке бегают солнечные зайчики, перескакивая по корешкам книг, и мне тут же вспоминается книжка одного потустороннего писателя, где Настоящий свет, отразившись от Настоящего зеркала, превратился в язвительного рыжего котенка*. Обернувшись, я нахожу взглядом зеркало, отражающее окно и ряды книг. Тяжелое, в массивной резной раме, оно висит напротив окна и на первый взгляд совсем неприметно среди книг. Интересно, а это зеркало Настоящее? Мне вдруг кажется, что если я сейчас позову свет остаться, то имею все шансы познакомиться с таким котенком. Жаль, что мне не четырнадцать, а творить чудеса я умею и сам. Пропадает весь смысл. Я дышу тишиной и светом, птичьими голосами и стрекотом цикад, не двигаясь с места, пока солнце почти не скрывается за горизонтом. Затем легко поднимаюсь и выхожу на улицу. Я босиком, и, стоит мне сойти с крыльца, ноги тут же погружаются в теплую, бархатистую пыль, нагретую за день нещадно палящим солнцем. В детстве я любил бегать с соседскими ребятами по таким дорожкам, поднимая в воздух серо-коричневые облачка пыли, оседающие на волосах и одежде тонким слоем. Вот и сейчас мне хочется беззаботно броситься вниз, к краю утеса, заросшему малиновыми колокольчиками, чтобы почувствовать кожей морской воздух, перемешанный с солеными каплями. Но вместо этого я медленно иду, запоминая щекочущие ощущения между пальцев.

Море так близко, и это пьянит. У меня совсем нет шансов противиться этой эйфории. Как можно противостоять тому, что течет в твоих венах?**

Какое-то время я наслаждаюсь видом темнеющей дали, пока вокруг не становится совсем тихо. Птицы замолкают, ветра, еще минуту назад ерошившего мои волосы, нет, и я улыбаюсь, предвкушая одно из самых завораживающих природных явлений. Сильная гроза всегда приходит внезапно, но ты точно знаешь, что через минуту она начнется. И дело не в предсказаниях синоптиков, которые обычно ошибаются в своих прогнозах, скорее, ее главным предвестником является духота, которая окутывает тело влажными ладонями, да беззвучные всполохи молний. Они освящают темную, необычайно тихую округу своим ярким светом, даря причудливые тени деревьям, кажущимся в эту секунду непривычными, иссиня-черными. И только потом молнии догоняет гром. Гулкий, ворчливый. Гроза все ближе, всполохи становятся чаще, промежутки между громом и молниями короче, раскаты протяжнее. И стоит мне вернуться под крышу, как тотчас падают первые тяжелые капли, тихо шурша по восковым листьям высаженных в палисаднике роз. Шепот капель усиливается с каждой секундой и скоро приходит к единому ритму.

Гроза приносит с собой очищение.

Повинуясь внезапному импульсу, я делаю шаг наружу, подставляя лицо ливню. Мои волосы быстро намокают, но я не двигаюсь с места, чувствуя теплые струйки, стекающие по шее в распахнутый ворот рубашки. Застыв, я совсем теряю счет времени, пока в мерный стук по крыше вдруг не врывается чистый голос. Я удивленно распахиваю глаза, резко оборачиваясь.

Не может быть.