Ночи и рассветы

До вечера никто по-настоящему так и не клюнул: подходили какие-то женщины, ощупывали платья, разглядывали их и с лицевой стороны, и с изнанки. Две или три женщины предлагали деньги. Но Андрикос денег не брал.

— Пока мы донесем их до Розалии, они наполовину обесценятся. И что она будет делать с деньгами? Уж лучше поищем для нее что-нибудь съедобное.

К вечеру, когда начало темнеть, Андрикос оставил Космаса на месте, взял в руки одно из платьев и смешался с толпой.

— Я покружу тут немного. Может, и найду клиента, — сказал он, уходя. — А ты смотри в оба, а то как бы тебя не утащили вместе со всем товаром.

Сумерки уже сгущались, когда Андрикос вынырнул из толпы, ведя за рукав клиента, огромного усатого мужчину в высоких овечьих сапогах. За другой рукав гиганта тянула грузная женщина, похожая на трехпалубную шхуну, мчащуюся на всех парусах.

— Прошу вас! — воскликнул Андрикос. — Прошу вас, хозяин! — И он вытянул руку, будто приглашал клиентов зайти в его магазин под открытым небом. — А ты, мой милый, покажи господам платья.

Космас отложил скатерть и развернул платья. Покупатель застыл на месте, как истукан. Он даже не взглянул на товар.

— Ну, что скажешь, Ангело? — спросил он женщину. Ангело вцепилась в шаль. Она вертела ее из стороны в сторону, раза два набрасывала себе на плечи и, судя по всему, осталась довольна.

— Да что тут говорить!

И еще раз накинула на себя шаль.

— Ну что она может сказать, хозяин? — вмешался Андрикос и принялся разглаживать шаль на могучих плечах Ангело. — Стоит ли спрашивать? Да ты сам посмотри, хозяин.

Но хозяин и на этот раз не взглянул. Он закрутил ус, поднял брови и снова спросил жену:

— Тебе нравится? Скажи только одно слово!

— Нравится, еще как нравится!

— Принеси-ка нам, мальчик, шелковую скатерть! — снова крикнул Андрикос.

Космас взял скатерть и расстелил ее перед клиентом.

— Ну как, Ангело?

— Ой, с ума сойти!

Тут хозяин наклонился и одним глазом взглянул на скатерть.

— Слишком уж она затейлива!

— А мне нравится!

— А теперь покажи нам платья с гирляндами! — закричал Андрикос.

— Да погоди ты! — Хозяин принял великое решение. — Сколько просишь за весь товар?

— Что же мне запросить? — И Андрикос почесал за ухом.

— Только смотри без обману! По-честному!

— По-честному, хозяин. Вот те крест.

— Креста ты лучше не трогай, не марай. Отвечай, сколько хочешь?

— Вот мой ответ, хозяин: подавай четыре золотых и забирай с богом весь товар.

Хозяин пришел в бешенство:

— Что ты сказал, антихрист? Да ты понимаешь, что говоришь?

— Посмотри, что я тебе даю, хозяин…

— Эй, Ангело, пойдем!

Но Ангело никак не могла расстаться с шалью и скатертью.

— Павлис!

— Пойдем, говорю! Обманщики чертовы!

— Погоди, хозяин, одну минуту! Погоди, договоримся!

— Погоди, Павлис!

— Сколько даешь, хозяин?

— Три золотых и ни гроша больше!

— Прибавь, дорогой, еще один золотой!

— Ничего не прибавлю. Пойдем!

— А ну, господь с тобой! Три так три!

Голос хозяина покрывал базарный шум:

— Нет, ты видела, Ангело? Мошенники чертовы! Кого провести хотели, прощелыги?

* * *

От радости у Андрикоса выросли крылья.

— Каков дьявол! — говорил он. — Но больше всего я рад, что не пошел к этому иезуиту и не отдал ему все вещи за горстку фасоли. Вот, пожалуйста, три золотых. А ты знаешь, что это значит для бедняжки Розалии? Трех золотых она не выручила за всю свою мебель, которую раздавала направо и налево ни за что ни про что…

Его возбуждение было так заразительно, что понемногу передалось и Космасу. Он тоже радовался, что они выгодно продали вещи Розалии. Но вместе с тем он думал, что сейчас Андрикос от радости готов сделать сальто, а если бы года два назад, когда он был служащим солидной компании — в галстуке, в отутюженном костюме и с полным желудком, — если б ему кто-нибудь сказал тогда, что он будет старьевщиком на толкучке, Андрикос решил бы, что этот человек сумасшедший. А если бы поверил в пророчество, то предпочел бы скорее провалиться сквозь землю, чем выносить этот позор. Теперь же Андрикос мирится со своим ремеслом, порой оно даже доставляет ему удовольствие. И, кто знает, может быть, за всю его жизнь не так уж много выпадало минут, когда бы он переживал радость так сильно, как сейчас.

Но хорошее настроение держалось недолго. Улицы как-то сразу опустели, словно вместе с сумерками к городу протянулась чья-то сильная рука, хорошенько встряхнула его и на улицах не осталось никого, кроме патрулей да пьяных молчаливых женщин, выползавших с наступлением темноты, как улитки после дождя.