Ночи и рассветы

Еще не совсем стемнело, когда Андрикос и Космас натолкнулись на итальянский патруль. Сначала они услышали топот и крики. Еще не сообразив, откуда доносится шум, они увидели мужчину в штатском — он выскочил из переулка и побежал прямо на них. Итальянцы догнали его. Один из солдат ударил его прикладом, и тот со стоном упал на землю. Тогда итальянцы набросились на него и принялись топтать ногами. Упавший кричал, звал на помощь. Солдаты били и ругались — все сразу, возбужденно и беспорядочно, было похоже, будто они топчут виноград. В стремительном потоке итальянской брани нельзя было разобрать ни одного слова. Впрочем, один солдат стал ругаться по-гречески. Он беспрерывно повторял: «Рогоносец, рогоносец, рогоносец!» — и что было сил колотил упавшего.

Первым опомнился Андрикос.

— Не нужно стоять на одном месте, — тихо сказал он Космасу, — а то они и за нас возьмутся. Пойдем напрямик. И слушай: когда подойдем, отдай приветствие! Правой рукой, знаешь…

Когда они приблизились, их остановил гневный окрик:

— Venita qua! (Идите сюда!)

Они замерли и в знак приветствия подняли правые руки.

— О! — удовлетворенно произнес подошедший итальянец. — Allora va bene. (Это другое дело.) Da dove venite? (Откуда вы?)

— Dal mercato, signore! (С рынка, синьор!)

— Mercato nero? Speculator!? (Черный рынок? Спекулянты?)

— No, signore! (Нет, синьор!)

— Hai una figlia? (У тебя есть дочка?)

— Si, e bellissima! (Есть, есть, очень красивая девушка!)

Отделившись от тех, кто все еще топтал лежащего человека, подбежал солдат с автоматом наперевес. Глаза его горели, как два крохотных уголька.

— Весь грек есть рогоносец!

Дышал он прерывисто, как взмыленный конь. Лицо, вытянутое от злости, вплотную приблизилось к лицу Андрикоса. Андрикос перевел его слова в шутку:

— Ha ragione, signore. Il greco e'un cornuto, pero la ragazza é molto bella. (Синьор прав. Греки рогоносцы, зато гречанки очень красивы.)

Первый солдат залился смехом.

— Questo greco é proprio un buffone! (Да этот грек настоящий паяц!)

Второй по-прежнему смотрел волком.

— Quando saremo stufi con le ragazze, comincieremo con le vostte mogli! (Как только покончим со всеми синьоринами, мы примемся за ваших жен!)

— San Pietro abbia almeho pieta di noi uomini! (Пусть святой Петр пожалеет хоть нас, мужчин!)

Первый снова залился смехом.

— Ma, si ha proprio del gusto! (Да, он знает толк в шутках!)

Человек, которого избивали в нескольких шагах, уже не стонал. Итальянцы отошли от него и перестали ругаться. В тишине пустынной улицы раздавался лишь смех веселого солдата.

— Эй! — грубо крикнул кто-то из патруля. — Chi sono quelli la? (Кто там у вас?)

Он отделился от своих и подбежал к задержанным. Солдаты расступились.

— Dove andate? (Куда вы идете?)

— A casa nostra, signer capitano! (Домой, господин капитан!) — сказал Андрикос, снова поднимая руку.

— Io non sono capitano, ma solo sergente! (Я не капитан, а всего лишь сержант!) — сказал тот, понижая тон.

Андрикос собирался что-то добавить, но сержант, размахнувшись, закатил одну оплеуху ему, другую отвесил Космасу. Потом схватил Андрикоса за шиворот.

— Allontanatevi immdiatamente appena io chiudo un occhio! (Пошли вон! И чтоб духу вашего здесь не было!)

Космас и Андрикос бросились бежать. За их спиной снова захохотал солдат…

Когда они свернули в переулок, Андрикос едва стоял на ногах. Его грудь поднималась и опускалась, как мехи. Чтобы не свалиться на мостовую, он схватился за Космаса.

Они шли молча. Но не из страха — страх остался где-то позади. К человеку, шагавшему рядом, Космас испытывал сейчас нечто вроде отвращения. За минувшие дни он привязался к Андрикосу, а теперь тот казался ему совсем чужим. Его паясничанье, его унижение перед итальянцами, хоть и спасло им жизнь, вызвало в душе Космаса бурю противоречивых чувств — то гнев, презрение, отвращение, то понимание и жалость.

— Дешево отделались! — произнес наконец Андрикос, явно для того, чтобы сломить лед.

Космас не ответил. Они еще раз свернули за угол, — А знаешь, другого, они, кажется… Космас и на этот раз промолчал. Тогда Андрикос взял его за руку.

— А ну, скажи мне, — мягко проговорил он, — почему ты не отвечаешь?

С минуту они смотрели в глаза друг другу. Взгляд Андрикоса выражал покорность, и Космас вдруг почувствовал себя виноватым.

— Да что ты, что ты! — пробормотал он и попытался улыбнуться.

— Но ты подумал, что я…

— Ничего я не подумал! Что ты в самом деле?

Они пошли дальше. И снова молчали. Космас понимал, что теперь должен заговорить он, но не мог придумать ничего подходящего. Наконец его осенила неплохая мысль. Он спросил:

— Далеко еще до Розалии?

* * *

Дом Розалии стоял в центре, рядом с театром, который, как сказал Андрикос, когда-то тоже принадлежал ей.

Андрикос поднялся наверх один, но сначала надежно спрятал Космаса под каким-то навесом во дворе: на площади каждую минуту мог появиться патруль.

Космасу недолго пришлось сидеть под навесом. Андрикос вскоре спустился, но, вместо того чтобы выйти на площадь, они вошли в подъезд театра.

— Грех упускать такой случай, — сказал Андрикос. — Иди сюда.