Ночи Кадира

Где ночь цветет небес огнём
Где ветер спит
Где месяц бдит
Где даже речка не шумит
Приди, и будем мы вдвоем

Хисса без труда подстроилась под непривычную мелодию и ритм. Музыкантом она была отличным.

Когда погаснут все огни
И все слова
И лишь едва
Видна на небе синева
Приди, и будем мы одни

Девушка внимательно смотрела на Гленарда широко открытыми глазами, перебирая струны.

Не возвратиться нам домой
Назад пути
Нам не найти
Расправить крылья — и лети
Приди, и будем мы с тобой

Музыка завораживала, подхватывая слабый голос Гленарда и неожиданно облагораживая его. Песня, звучащая над пустыней, казалась красивее лучших оперных арий, звучавших под сводами императорского дворца Рогтайха.

Там, где замрет теченье рек
Застынет лёд
Прервется ход
Никто и следа не найдёт
Приди, и будем мы навек

Гленард умолк. Хисса почти машинально продолжала перебирать струны. По ее щеке скатилась слеза.

— Красивая песня, — наконец, прервал молчание старый караванщик. — Спасибо, Гленард.

— В оригинале она, конечно, звучит красивее. Я не слишком хороший поэт, а певец вообще отвратительный.

— Не скромничайте, Гленард. Вот, Хиссе понравилось, да и мне тоже очень. Эта песня о любви, но кажется, там есть что-то еще?

— Верно, мухтарам Сармад. У этой песни двойное дно. С одной стороны — это просто призыв к возлюбленной. Однако символы в песне говорят о том, что зовущий уже мертв, причем умер насильственной смертью. И его призыв к любимой довольно жуткий — он предлагает ей соединиться с ним в смерти. Вместе навек, но разве это то счастье любви, о котором все мечтают?

— Спасибо, Гленард. Мне будет, о чем подумать. А сейчас, пора уже спать, друзья мои. Вон, наши погонщики уже храпят, костер догорает, пора и нам. Вы можете расстелить свои одеяла вот здесь, у костра. Доброй ночи и приятных снов.

— Спасибо, Сармад. Доброй ночи. Доброй ночи, Хисса.

Засыпая, Гленард видел, что девушка и старик о чем-то шептались у костра. Хисса в чем-то убеждала отца, а тот мрачно качал головой. Но она не сдавалась, продолжая уговоры. Окончания спора Гленард уже не застал, провалившись в глубокий сон.

Проснулся он с первыми лучами солнца — то ли от света, то ли от рассветного холода. Потянулся, открыл глаза, обернулся вокруг. И буквально подскочил.

Вокруг было пусто. Ну, то есть рядом спал Витан, а чуть поодаль завтракали сухой травой их лошадь и ослик. Но ни Сармада, ни Хиссы, ни их спутников, ни каравана рядом не было. Как испарились.

— Витан! — позвал Гленард, почему-то полушепотом. — Витан!!

— Да, ваша милость? — сонно пробормотал слуга.

— Витан, а где караван? Ты слышал, как они ушли?

— Ну, куда же они уйдут, ваша милость, в темноту что ли?

— Ну, так и где же они?

— Как где? — Витан неохотно приподнялся, оглянулся, и тут же вскочил, мгновенно проснувшись. — И правда, где же они, ваша милость?

— Сейчас посмотрим…

Гленард прошелся вокруг несколько раз, пристально вглядываясь в следы на земле. Всё было тщетно. Гленард прекрасно различал в пыли собственные следы и следы Витана, проследил, как они пришли, как сидели. Но никаких следов ни караванщиков, ни их товара, ни верблюдов, ни ослов найти так и не смог. Словно испарились.

Не нашел он и ни малейших следов вчерашнего костра, а уж угли-то должны были остаться. Там, где вчера сидел пожилой караванщик, лишь лежал большой серый камень, из-под которого тоненькой струйкой сочился едва заметный ручеек.

— Жопа демона, чудеса какие-то… — Гленард обескураженно сел на свое одеяло.

— Ничего не нашли, ваша милость?

— Ничего… В смысле, совсем ничего. Как будто здесь, кроме нас, вообще никого не было. Но ты же помнишь и караван, и Сармада, и Хиссу? Мне же они не привиделись?

— Помню, ваша милость. И как вы пели, помню. А вы же помните, ваша милость, как старик про гулей рассказывал. Про призраков, которые кровь людскую выпивают, а потом с рассветом исчезают… Может, это они и были?

— Я не верю в эти рассказы. Но, пожалуй, нам действительно ничего больше не остается, кроме этого предположения… Но почему же они тогда нас не убили?

— Не знаю, ваша милость, но не могу сказать, что я опечален тем, что они не довели свою работу до конца.

Гленард покачал головой и начал собирать одеяло. И тут его рука на что-то наткнулась, и он вытащил из складок одеяла золотое ожерелье с большим изумрудом, которое он вчера видел на шее девушки.

— Витан… — ошарашенно прошептал он.

— Ох, — слуга подошел и остолбенело разглядывал ожерелье. — Видать, ваша милость, ей понравилась ваша песня.

— Ты думаешь, что?..

— Да, ваша милость. Похоже, она нас спасла. Убедила Сармада и его свиту не трогать нас. И оставила вам на память подарок.

Витан огляделся вокруг, а потом хлопнул себя по лбу ладонью.