Ночи с бессмертным

Томаззо помог ей надеть халат, задрал его вверх по рукам и даже потянулся, чтобы завязать пояс. Эбигейл почти ожидала, что он воспользуется возможностью поцеловать ее в шею и провести руками по ее телу, как он обычно делал, но этого не произошло. На самом деле он вел себя на удивление деловито, целомудренно, словно одевал ребенка.

Немного удивленная, Эбигейл подошла к столу, когда он подтолкнул ее, и села на стул, который он держал для нее. Она неуверенно посмотрела на него, когда он снял серебряные греющие крышки с тарелок и отставил их в сторону, а затем подошел к креслу напротив нее.

— Где мы? — спросила она, наконец, когда Томаззо, даже не взглянув в ее сторону, взял стакан воды и сделал глоток.

Томаззо сглотнул, поставил стакан на место и сказал: — Торонто.

— Как в Канаде? — медленно спросила она.

Он кивнул и взял вилку, не отрывая взгляда от тарелки с едой. Эбигейл посмотрела вниз, чтобы увидеть, что так привлекло его внимание, и увидела, что у него на тарелке были спагетти и фрикадельки, салат «Цезарь» и чесночный хлеб. Она опустила взгляд на свою тарелку и увидела, что в ней стоит миска с каким-то супом. Еда инвалида, но она не чувствовала себя инвалидом. На самом деле она чувствовала себя вполне нормально и предпочла бы настоящую еду, такую, которую приходится жевать. «Например, содержимое его тарелки выглядит аппетитно», — подумала она, но снова обратила внимание на Томаззо и спросила: — Почему?

— Что почему? — неуверенно спросил он.

— Почему мы в Канаде? — она уточнила.

— О. — Его взгляд снова упал на тарелку. — Потому что… — Томаззо замолчал и нахмурился, глядя на спагетти.

— Потому что? — настаивала Эбигейл.

Вздохнув, он положил вилку на стол и, уставившись в тарелку, признался: — Потому что я боялся, что ты не захочешь просыпаться на вилле, которая так похожа на то место, где ты был… взята.

Глаза Абигейл сузились. Его колебание перед тем, как использовать слово «взята», было очень странным, как и тот факт, что он, казалось, не хотел даже объяснять. И почему он не смотрит на нее? Она нахмурилась, а затем ее глаза расширились.

— Он не насиловал меня, Томаззо, — быстро сказала она.

— Возможно, и нет, но ты подверглась сексуальному насилию, — спокойно ответил Томаззо.

— Нет. Он этого не делал, — заверила его Эбигейл. — Он никогда не прикасался ко мне.

— Он стрелял из дротика, — возразил он, и она пренебрежительно фыркнула.

— Он провел своим дротиком по моей ноге, вот и все, — раздраженно сказала Эбигейл, а затем призналась: — Это было неприятно, но это было далеко от изнасилования. Я не столько чувствовала себя оскорбленной, сколько злилась. Если бы это была его рука… Она вздрогнула при одной мысли о том, что этот подонок так к ней прикоснется, и покачала головой. — Но он этого не сделал. Я в порядке. Действительно. Не было никакой необходимости покидать курорт. — Эбигейл помолчала и нахмурилась, прежде чем добавить, — и я хочу, чтобы ты посмотрел на меня. Твой отказ заставляет меня чувствовать, что ты видишь во мне какую-то грязь.

— Нет. Никогда, — твердо сказал Томаззо, наконец-то взглянув на нее. — Ты — ангел. Если бы Джейк изнасиловал тебя, ты все равно была бы ангелом в моих глазах. Я старался не смотреть на тебя, потому что… — Он помолчал, поколебался, потом выругался и встал. Затем он просто стоял и ждал, как будто это действие должно было все объяснить. Когда Эбигейл в замешательстве уставилась на него, не понимая, он указал на свой пах обеими руками, направляя их к тому месту, где он согнул колени. — Потому что это то, что ты делаешь со мной.

Эбигейл опустила взгляд на то место, которое он очерчивал, и почувствовала, как ее брови поползли вверх по лбу. Штаны мужчины выпирали, как будто его член пытался установить в них палатку.

— И я боялся, — продолжал Томаззо, — что после того, что случилось, ты не будешь готова… тебе может понадобиться время, чтобы… — он беспомощно замолчал, а Эбигейл быстро встала, обошла вокруг стола и обняла его.

— Ты самый замечательный мужчина, — выдохнула она, крепко сжимая его.

Томаззо замер, а затем осторожно обнял ее, словно боялся, что она сломается. Неуверенным голосом он спросил: — Я?

— Да, — сказала Эбигейл, отстраняясь, чтобы встретиться с ним взглядом. — Немногие мужчины были бы такими заботливыми и милыми. И немногие мужчины так умны, красивы и храбры. Ты мне нравишься, Томаззо. Я нахожу тебя невероятно привлекательным во всех отношениях, и я уважаю тебя.

Томаззо улыбнулся медленно, а потом тихим голосом сказал: — Я тоже люблю тебя, Эбигейл.

— Я не… — начала Эбигейл с тревогой, ее лицо вспыхнуло, а затем она оборвала отрицание, так как что еще было любовью, кроме этого мощного сочетания любви, уважения и влечения? Через мгновение она кивнула. — Ладно, я люблю тебя. — Подняв голову, она печально добавила: — Но я не понимаю, как ты можешь любить меня.

— Нет? — иронично улыбнулся он. — Возможно, потому, что я люблю, уважаю и нахожу тебя самой желанной, — мягко сказал Томаззо, — потому что ты красивая, умная, храбрая, сильная…