Ночи с Камелией

Пискунов на слабых, дрожащих после перенапряжения ногах двинул за ними, да куда ж ему поспеть? Он плелся некоторое время за каретой, когда же она свернула, вовсе остановился, не имея ни малейших сил.

Да, Виссарион Фомич приказал ему лично следить за Галицким. А тот допоздна в конторе сидел, затем приехал домой и заперся в кабинете. Работал. Что-то подсчитывал, сверял, писал. По всему было видно – никуда не собирался. Пискунов и решил проверить, как его подопечные службу служат, примчался (на своих двоих, чтобы сэкономить) к дому Неверова, а тот выехал как раз. Пискунов за каретой и побежал, показывая молодому сыщику пример усердия. Но таковское рвение до гробовой доски доведет, а Неверова с женщиной из особняка все-таки упустил.

Елагин был уже одет и держал в руках трость, но, не смея выйти, слушал тишину в доме. Так простоял он долго, потому что хотел быть уверенным, что никого не встретит. Наконец Афанасий Емельянович открыл дверь кабинета, еще послушал, нет ли кого поблизости, однако дом был погружен в безмятежный покой. Он бесшумно проследовал к выходу, выскользнул за дверь, с наслаждением вдохнул свежий воздух…

– Куда это ты?

От неожиданности он вздрогнул и обернулся с нечаянно вырвавшимся возгласом:

– Матушка?!

– Я, я, – отделившись от стены, сказала Домна Карповна, подходя к сыну. Она остановилась почти вплотную, смотрела на него снизу вверх строго.

– Я сигару выкурить… – слетело с его уст оправдание.

– А шляпа и трость на что?

– М-м-м… по привычке…

– Ну, так кури, – скрестила она руки на груди: дескать, я подожду.

Вот так попался! Елагин закурил, не зная, как теперь быть. А Домна Карповна стояла, рассматривая сына, и ни упреков, ни просьб одуматься, ни единого слова не произнесла, лицо ее находилось в полнейшем покое. Как ни тянул Елагин, матушка не ушла, да и не могла уйти, она ведь его караулила.

– Покурил? – спросила Домна Карповна, когда сын отбросил остаток сигары. – Пора и на покой.

Не даст уйти – это очевидно. Отстаивать свое право жить и делать, как ему вздумается, Елагин не посмел, зная, что мать пеклась о его счастье. Только вот понимание этого счастья у них разное, тут уж Афанасий Емельянович ничего с собой поделать не мог, хотя осознавал, что поступал нечестно, дурно. Ему было очень стыдно за себя, за свою слабость и за то, что из-за него мать не спала, переживая разлад сына с женой. Он вошел в дом и машинально двинул в кабинет, его остановил голос матери:

– Ты, Афанасий, чай, забыл: твоя супружеская спальня наверху.

Не обернувшись, Елагин изменил маршрут, как того требовала мать. В спальне он разделся, понимая, что ускользнуть не удастся, лег рядом с женой. Глашенька лежала тихо, однако он почувствовал: не спит. И Елагин долго не спал, думал о другой женщине, которая, возможно, ждала его. Когда же услышал едва слышимые всхлипывания, невольно его брови соединились от досады на себя, ведь виновник этих слез – он. И не решился утешить Глашеньку, не решился обнять ее, впервые за много дней дневные терзания перетекли в ночные без изменений.

Надин приподнялась на постели, заглянув в лицо Неверова, который лежал на спине и, казалось, спал. Но если не спал? Она легонько подула ему в лицо, он не шелохнулся. Надин тихо позвала его:

– Орест…

Удостоверившись, что сон его глубок, Надин встала с постели, накинула шлафрок Неверова и, босая, выскользнула за дверь. Дом она знала прекрасно, поэтому даже в темноте ориентировалась неплохо.

В кабинете Надин зажгла лампу и подошла к шкафу, где Орест хранил важные бумаги. Дверцы оказались запертыми, но Надин не огорчилась, а ринулась к вазе, стоявшей на подставке в углу. Запустив руку в вазу, она достала связку ключей, усмехнулась и двинулась прямиком к шкафу. К замкам подобрала ключи без труда, так как примерно знала, какими из них Орест открывал дверцы и ящики. Глаза Надин горели коварным огнем, когда она выдвигала ящики, но где именно Неверов хранил то, что ей нужно? Однако ключи в руке, хватило бы времени – она боялась, что Орест проснется и отправится ее искать. Что будет, когда он застанет ее в кабинете? Да ничего. План сорвется, и только. Ну, расстанутся, впрочем, душа Надин давно рассталась с неверным Неверовым.

В одном из ящиков она обнаружила письма, но не те, а перебрала все. Вряд ли Орест держит письма в тайнике. Надин огляделась, вычисляя место. Где-то под рукой должны быть… например, в бюро. И снова неудача. Надин обшарила стол и вдруг увидела шкатулку, разумеется, заглянула в нее. Так и есть: стопка писем, перевязанная крест-накрест ленточкой, можно сказать, на самом видном месте хранилась.

Она вернулась в спальню, письма положила в сумочку из бархата и с самодовольной улыбкой на губах улеглась рядом с Орестом».

12

В полтретьего ночи они уже были на месте, к воротам мастерской, над которой висел допотопный фонарь, не подъехали, остановились в переулке. На всех этих предосторожностях настоял Артем: мол, будем видеть, как там и что. Оба отправились на угол и ждали, когда появится Жора.