Ночи северного мая

– Ты осложняешь себе жизнь, Серёжа! – многозначительным тоном добавил Петров. – Теперь тебе придётся видеться с Карецким гораздо чаще, чем ты того хочешь. Нам нельзя упускать такую роскошную добычу. Ничего, что мы потеряли показатель и остались без доверенного лица. Ничего! Мы наверстаем упущенное. Сегодня вечером обязательно встретишься с Карецким, хочет он того или не хочет, и постараешься вывести его из той компании. Вы будете встречаться с ним наедине. Нечего тебе слушать их вредные разговоры. Ты у нас пока ещё неустойчивый сотрудник. Тебя надо наставлять и наставлять. Жаль, что у нас институт наставничества выходит из оборота. Очень жаль! Раньше мы таких, как ты, обучали в течение месяца-двух. А теперь всё псу под хвост. Все хорошие начинания через определённое количество лет ветшают, а я хочу немного спрофилактировать твоё присутствие среди морально разложившихся людей. Среда, в которой ты находишься продолжительное время, ведёт открытую антисоветскую пропаганду. Мало ли, наслушаешься этих разговоров, поведёт тебя на сторону. Всякое может случиться.

Москвин посмотрел на портрет Ленина. Башкирский прищур проникал прямо в душу. Казалось, вождь всех времён и народов неожиданно воскрес и стал третьим участником в их секретной беседе.

– Герман Викторович, а я не смогу. – Сергей виновато опустил голову, вспомнив блестящие от восторга глаза Влада.

– Чего это – не сможешь? – вскинулся Петров. – Ты, это, давай тут без выкрутасов! А то ведь я по-другому заговорю! Ишь, чего надумал, гадёныш!

В кабинете засвистели ветры перемен. Только что начальник смотрел с теплотой во взоре, передавал положительные вибрации нервной дрожью в пальцах, в воздухе витала атмосфера высокого доверия, и вот уже другие интонации в начальническом тоне нагнетают непреодолимый страх. Москвин выпрямился и посмотрел на Ленина, затем медленно перевёл взгляд на начальника отдела.

– Герман Викторович, я не боюсь!

– И правильно делаешь, – ухмыльнулся Петров. Он откинул голову на спинку кресла. И вновь Сергей подивился разительной перемене в настроении Петрова. Переход от багрового лица и надсадного крика к спокойному и выдержанному тону пугал и настораживал. Этот человек фальшив и обманчив, как хамелеон. – Ты не бойся, Серёжа! Спокойно делай своё дело. Да мы с тобой таких дел наворотим! Понимаешь, Серёжа, в стране давно идёт катавасия. Всё катится в пропасть! Наверху, – Петров кивнул на закопчённый потолок, – наверху власть делят. Им не до народа. А на улицах уже неспокойно. Молодёжь в революцию ударилась. Да что я тебе говорю, ты сам всё знаешь!

Сергей наблюдал за резкими перепадами настроения начальника. Только что угрожал, обещал скрутить в бараний рог, и вот уже разговаривает, как добрый дядюшка.

– Знаешь! Ты сам с ними который месяц крутишься. Всем они недовольны. Всё им не так да не эдак! Так ведь?

Сергей кивнул. В этом Петров прав. Молодёжь совсем ошалела от безделья. Никто не учится, не работает. Все хотят перемен, а каких перемен, сами себе объяснить не могут. Запутались в идеалах. Может, их и не было? Идеалы нужно заслужить. Они на дороге не валяются.

– Ты вот что, иди пока, подумай, что да как, а я тебя вызову. Смотри не балуй, а то снова отправлю на сто пятнадцатую. Будешь опять искать сифилитика. Его, кстати, до сих пор не нашли.

Сергей встал и аккуратно поставил стул поближе к столу, но тот зацепился ножкой о ковёр. После недолгой борьбы стул был водворён на место. Петров с недовольным выражением лица наблюдал за неприглядной сценой. Москвин попрощался, но наткнулся на угрюмое молчание. Петров пристально смотрел на него, словно хотел высверлить в нём дыру. Так с незримой дыркой в груди Сергей и выскочил в приёмную. Вслед послышалось шипение: «Иди, гадёныш, иди!» Москвин споткнулся, невольно прислушиваясь, но позади царила тишина. «Показалось!» – подумал Сергей и заторопился, прибавляя шаг. В приёмной Наташа ринулась к нему, но он проскочил мимо, стремясь как можно скорее покинуть насквозь прокуренные стены ненавистного помещения. Злой башкирский прищур доводил Москвина до отчаяния. Казалось, портрет смотрит сквозь стены, пытаясь догнать Сергея злым взглядом, чтобы высверлить ему отверстие на затылке.

* * *

Весь день Сергея преследовали неудачи. В отделе готовились к празднованию Дня милиции. В коридорах о чём-то загадочно шептались, вполголоса переговаривались, ходили по кабинетам с секретными лицами. Сергей попытался примкнуть то к одним беседующим, то к другим, но все старательно не замечали его, словно рядом никого не было. Тогда Москвин уселся за стол и сделал вид, что пишет важные бумаги. Товарищ Басов молчал. С тех пор, как над Москвиным взял шефство сам полковник Петров, старый гвардеец брезгливо отстранился от наставничества. В кабинете повисла вязкая тишина. Атмосфера в кабинете напоминала болото. Сергей представил, как вязнет в густой и тягучей тине, затягивающей на дно, и забеспокоился. Неужели придётся утонуть в мрачных испарениях?