Читаем Ночи северного мая полностью

Они смотрели друг на друга и не понимали, почему всё так складывается. Дежурный видел своё предназначение в покорном исполнении воли начальства, а Сергей метался между двух огней. С одной стороны, он принимал службу такой, какая она есть, а с другой – его разрывало на части от суровой реальности. Вместо погонь и перестрелок он вынужден был проводить дни в одном помещении с неприятным ему человеком. Мало того что он безуспешно пытался приспособиться к Басову, так ещё и должен выполнять его глупые поручения, от которых выворачивает внутренности.

– А я Саша Москалёв. Работаю здесь уже пять лет. Дай пять!

Сергей протянул руку через окошечко. Они крепко сжали ладони друг друга, пытаясь проверить один другого на выносливость. Москалёв сдался первым. Саша отпустил руку Сергея и взмахнул рукой.

– Силён! Заходи, гостем будешь. – Саша подвинул стул. – Садись! У меня дежурство закончилось, а никто менять не хочет. По графику сегодня дежурит Вова Беспалов, но он заболел. Вот сижу, отдуваюсь за всех.

– Давай я тебя сменю! – обрадовался Москвин. Хоть один день он не увидит Басова. Нельзя упустить такую возможность. – Ты иди домой, а я подежурю.

Москалёв даже затрясся от негодования, услышав предложение Москвина. Это был самый плохой вариант. Хуже не придумаешь.

– Как у тебя всё просто! Ты не можешь дежурить в отделе потому, что не знаешь, что делать в ситуации чрезвычайного происшествия, и не сможешь предпринять ни одного законного действия. Ты пока вне закона.

– Почему?

Сергей удивлённо смотрел на Москалёва. Перед приёмом в органы его тщательно проверили, включая лояльность. Москвин всегда был патриотом своей страны. Неужели в отделе царит атмосфера всеобщего недоверия? Здесь собрались странные люди. Если не сказать больше. В отделе нет ни одного нормального человека. Кругом одни психи.

– Потому! Ты ещё стажёр. Ты не знаешь оперативной обстановки. Ещё не умеешь применять оружие. Пользоваться – да, умеешь, без этого тебя не приняли бы на работу. А вот правильно применить не сможешь. Ты же не сможешь выстрелить в человека? Не в мишень, а в человека? Нет, не сможешь! Пока тебе этого не дано. И вообще, Серёга, ты странный парень! Ведёшь себя как расшифрованный шпион. – Понемногу запал у Саши погас. Его голос утих, глаза погасли, став обычными. Саша поморгал, прищурился и принял нормальный вид. Сергей состроил подобие улыбки, но у него ничего не получилось. Вышло как-то криво и нелепо. Он стиснул зубы и нахмурился. Москалёв, заметив попытки Сергея улыбнуться, громко фыркнул.

– Да ты не злись, не злись на меня! Я ведь правду говорю. Я всем говорю правду в глаза!

Москвин засмеялся, и он смеялся от души, искренне, забыв, что только что хмурился. Москалёв с удивлением посмотрел на него.

– Тебя ещё не били? – спросил Москвин, загоняя улыбку глубоко внутрь. Нельзя обижать Сашу. Он был единственным человеком в отделе, который заговорил первым. Может, он заставил себя заговорить, несмотря на общий настрой в коллективе.

– Нет, не били, – сердито буркнул Москалёв и покраснел, – но пытались. А я дал сдачи. За мной не заржавеет. А тебя, что, ещё не уволили? А ведь хотели! Говорили, что ты абсолютно бесполезный элемент.

– Как видишь, нет, – развёл руками Москвин. – Получается, что я – элемент чрезвычайно полезный. Только показатели придётся подтянуть. Товарищ Петров приказал.

– А-а, да какие там показатели! – вспыхнул Москалёв. – У меня три месяца глухо, как в бункере у Гитлера. Ни показателей, ни агентов, ни премий. Сижу, как кот в мешке. Мяукаю. А чего ты Германа Викторовича товарищем Петровым обзываешь? Если он узнает, по шее схлопочешь.

– Разве у вас так не принято? Я думал, что у вас нет имён, одни фамилии и товарищи. – Москвин удивлённо поднял брови. Табачный дым выедал внутренности. Москалёв непрерывно курил. Саша давился дымом, натужно кашлял, но, бросив одну сигарету в пепельницу, тут же тянулся за другой.

– Да-а, это всё товарищ Басов. – Саша взмахнул рукой с сигаретой «Космос», густо осыпав пеплом рукав пиджака Сергея. Бросился стряхивать, но лишь размазал по ткани серые полосы. – Наш Басов из старых коммунистов. Живёт прошлым. У него всё как при Сталине. Хотя, я думаю, Сталина он уже не застал, но очень его уважает. Хочет, чтобы мы служили, как тогда. А мы уже другие! И время другое! Мы не можем, как при Сталине, понял? Страна у нас другая!

– Да, да, понял, – совсем приуныл Москвин.

Жить в отрыве от коллектива трудно. Оказывается, всё здесь устроено не так, как хочет представить товарищ Басов. И как представлял себе Москвин. Они другие. Они не хотят брать на себя лишнее. А вдруг всё не так, как хочет представить третья сторона?

– Он же всех в отделе товарищами называет, а Петров злится. В стране перестройка началась, повеяли лихие ветры перемен, мы все живём в ожидании бури, а тут на горизонте товарищи нарисовались. Умереть – не встать! Скоро таких, как товарищ Басов, на фонарях будут вешать! Пачками.

– А как же поручения, разработки, операции? – пробубнил Сергей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза