Ночи темной луны

— Лариса, мы идем по кругу! Давайте все, что есть: водку, ром, самогон!

— Вы водку поджигать не будете? Даете слово? А то был случай…

«Еще мгновение — и я ее задушу!», и я прервал Ларису:

— Если не желаете слушать тост, то я буду петь, причем очень громко и некрасиво. У меня ни голоса, ни слуха.

— Ой, Саша, а вы спать не хотите?

— Уже хочу, — отозвался я, обессиленно опустился на свое ложе и повернулся на бок.

Спать по-прежнему не хотелось. Воцарилось длительное молчание.

— Саша, — нарушила тишину Лариса. — Наверное, я слишком глупая?

— Лариса, вы прекрасная женщина и подарили мне второе рождение! Огромное вам спасибо и спокойной ночи! Приятных и хороших вам снов! — высокопарно произнес я.

Вдруг в темноте я увидел парящее белое привидение, которое зазвенело стеклами серванта, споткнувшись о стул.

— Саша, я пойду на кухню и сделаю бутерброды с сыром. Может, открыть консервированные огурчики? Домашние, — душевно проворковало привидение.

Я подошел к окну и чуть раздвинул шторы, рассчитывая на свет луны. Она плыла в ночном беззвездном небе, насмешливо задрав рога кверху, и ее свет практически не рассеял темноту в комнате.

— Ничего не надо. Мы будем пить по капле, ощущая лишь легкое жжение, создавая иллюзию пития. А разве иллюзию требуется заедать? — сказал я, придвинул стол к софе и, без разрешения забравшись на нее, близко придвинулся к Ларисе.

Она неопределенно кашлянула, но ничего не сказала и не отодвинулась. Сквозь простыню я ощущал жар ее тела.

Лариса встала, сходила в кухню и принесла горящую свечу, желтым огоньком развеявшую мрак. На столе оказалась также лабораторная колба, наполненная прозрачной жидкостью, и стопки, больше похожие на мензурки.

«Надеюсь, это будет не урок химии», — подумал я и разлил водку по мензуркам.

— Саша, вы обещали тост-притчу! — напомнила мне Лариса.

— Это старый нравоучительный тост для школьников выпускных классов, только вступающих в жизнь. — Больно кольнуло сердце: «Бедный мой Костик!» — В давние времена в одном городе, на одной улице, в домах, стоявших напротив друг друга, жили два человека, но не друга — Гога и Гогия.

Гога — веселый разбитной малый, радующийся жизни и получающий от нее всевозможные удовольствия, не задумываясь, преступая ради этого все заповеди христианской морали. В его доме постоянно было шумно, царило веселье.

Гогия — очень тихий и набожный человек, неукоснительно соблюдал посты, регулярно посещал церковь, держал себя в строгости, жил скромно. Исповедуясь, каждый раз с радостью убеждался, что каяться ему не в чем, ибо жил без греха. В его доме от поста и тоски даже крысы подохли.

И вот наступил тот волнующий момент, когда предстали они перед Богом в чистилище, чтобы отчитаться за прожитую жизнь. Взглянул Бог на записи о жизни Гоги, и разверзлась земля у того под ногами, и полетел он прямо в ад.

Посмотрел Бог на записи о прожитой Гогией жизни, и два пожилых, страдающих одышкой ангела поволокли того в рай, на небеса.

Проходит некоторое время, и тошно становится Гогии от райской жизни. Птицы слишком приторно поют, ходить разрешено строго по дорожкам, не дай Бог примять хоть одну травинку. Того нельзя, этого нельзя, даже хуже, чем на земле. Решил Гогия поднять себе настроение, посмотрев, как мучается в аду Гога. Выпросил у святого Петра пропуск и спустился в ад.

На первом уровне видит: кипят грешники в смоле, но нет там Гоги. На втором уровне — жарятся на больших сковородках без масла, но и там нет Гоги. Наконец открывает он дверь последнего уровня и видит зеленую лужайку, березовую рощу, Гогу, восседающего в кресле и опрокидывающего раз за разом кубок с вином, а на коленях у него сидит обнаженная красавица.

Зарыдал Гогия и бросился вон. Поднял он страждущие глаза к Богу и возопил:

— Господи, зачем же я на грешной земле во всем себе отказывал, чтобы гнить в раю от тоски, а Гога как на земле безобразничал, так и здесь ни в чем себе не отказывает?

Сжалился над ним Бог и молвил:

— Не заметил ты, Гогия, двух существенных деталей: у кубка имеется дырочка, через которую вино вытекает, прежде чем Гога успевает его выпить, а у женщины как раз нет сам понимаешь чего.

Так выпьем, Лариса, за эту грешную землю и жизнь на ней! Будем радоваться тому, что есть, не задумываться о том, что будет. Потому что нас уже не будет или то будем не мы!

— Плохой тост, — неожиданно сказала Лариса, пригубив из мензурки.

— Почему? — удивился я, осушив мензурку до дна и ничего не почувствовав, словно там была не водка, а вода.

— В этом тосте ощущается безысходность. Из той книжки, о которой уже упоминала, я узнала много интересных и оптимистических рекомендаций. Книга очень серьезная — синтез религиозных учений в свете современной философской мысли.

— Вам нравится философия? — не скрывая удивления, спросил я.