Сергей чувствовал себя последним героем старого века, до которого более дела нет, кроме него самого, и даже не пытался перешагнуть грань, отделяющую прошлое от завтрашнего будущего, где тоже для него места бы не нашлось.
Он чувствовал и понимал, что идет в никуда, словно по темной дороге, где кроме странных теней, что-то кричащих и указывающих куда-то своими длинными пальцами, не существует ничего.
Весенний московский образ изношенных улиц даже здесь в центре Москвы не радовал: размытые дождем дворики, в которых тонут худые деревья.
Сергей возвращался откуда-то, не способный вспомнить, откуда, хотя и предпринимал всяческие попытки узреть истину вчерашнего вечера или сегодняшней ночи.
Где он был? Что делал?
С кем провел тот безумный кусок своей жизни, как словно отъел кислого торта, ведь Сергей чувствовал и знал, что сначала прекрасный вечер в итоге пошел коту под хвост, скатился до стадии свинства или растворился в повседневности, где, словно в кабаке бьют случайно бутылкой по голове.
Да, и, кстати, у него раскалывалась голова – несомненно, это о чем-то должно было говорить, ведь и правый кулак тоже болел, когда вновь и вновь Сергей сжимал на нем пальцы и разжимал, держа пока что руку в кармане холодного старенького пальто, что носил весной и в начале осени.
Дождь медленно моросил, худые ветки деревьев подозрительно склонялись в его сторону, будто куда-то и на что-то указывая. Сергей практически преодолел забытые в этом городке старые закоулки, подойдя к своему дому, крыша которого уже мелькала где-то в недалекой дали.
Нащупал ключи, целую связку. Кстати, большинством ключей Сергей не пользовался, но все равно носил их с собой, а оставшейся частью даже и не пользовался, какие бы то ни было двери. Он закурил новую сигарету, понимая, что сигарет осталась только одна пачка и та – скоро кончится. В левой руке качалась открытая бутылка вина – как она там оказалась, Сергей тоже вспомнить не смог. Кроме человека в синей форме, встречались и другие персонажи – странные перекошенные лица, которых Сергей никогда ранее не видел в компании или по одиночке, но, что говорить, центр Москвы тоже может прилично напугать, если в штанах не осталась более никакой мужественности.
Однако у Сергея такова имелась. Он ничего не помнил, и, видимо, не собирался предпринимать попытки вспоминать что-нибудь.
Жадно глотая остатки вина, он шел. Шел через утонувший в дожде дворик, где, казалось, можно пройти только в сапогах. Шел возле качели. Подъездов и через арку, что заводила, словно в ад. В ад собственных мыслей, дурно пахнущих мыслей и темных снов.
Девятиэтажный кирпичный дом уже бросил на него тень, но облегченно Сергей вздыхать не собирался – он более не пользовался лифтом, поэтому придется подниматься на неудачный девятый этаж пешком.
Почему неудачный?
Цифра девять преследовала его повсеместно – Сергей прогорел в своей жизни, не стал предпринимателем, на работе находился на волоске от увольнения, все начинало проваливаться с треском, а в личной жизни видел только пропасть также зияющую, как и все остальное черным цветом на этом белом или темном свете.
Но Сергей шел. Уверенно и опытно. Странно и чуть ли не падая. Крича или молча, но шел. Все ближе и ближе подходя к первому подъезду.
***
Порог собственного дома снова находился во власти необходимого проведения уборки по отношению к нему, ведь вчера на него было разлито не малое количество алкоголя, поэтому порог был застелен газетами, и было все вокруг липко. Конечно, требовалась влажная уборка.
Комната, в которой Сергей и обитал, пребывала в состоянии крайнего кошмара – какие-то непонятные коробки, запечатанные и кричащие о прошлом, множественность рубашек и галстуков, которых, как и все остальное, нужно было давно выкинуть, на гвоздиках, вбитых в стены, висели костюмы, на подоконнике творился хаос пустых бутылок и опустошенных пачек сигарет, какие-то блокноты, зарисовки, сломанные карандаши и прочее.
В углу комнаты валялась груша, которой Сергей не пользовался уже много лет после того, как бросил заниматься боксом. Использованные пачки из-под презервативов, а также пустые картонные тарелки из-под вонючей китайской лапши. Все это нужно было выкинуть, как и всю одежду – вообще ничего не держать при себе, как думал Сергей.
Центр комнаты освещал свет от старенького экрана телевизора, стоящего на кофейном прозрачном столике. Над диваном висел флаг СССР собственного производства, который Сергей нарисовал каким-то пьяным вечером. Обои в местах отклеивались, люстра, как правило, не включалась.
Совсем не приличный вид никак не вписывался в общий вид относительно чистой и достаточно уютной оставшейся части квартиры – напротив комнаты находилась еще одна комната, а если быть точным, то зал, в который Сергей не стремился заходить, поскольку в ней когда-то жили его родители. Кстати, в зале был балкон.