Ночная атака

Где Килхэмптон? Где Трегембо? Где же, черт побери, остальные его шлюпки? Какое-то мгновенье Дринкуотер колебался, раздираемый между необходимостью собственного выживания и ответственностью морского офицера, командовавшего отрядом мортирных баркасов. В этот момент он расслабился, потеряв инстинкты бойца — взамен он представлял себе оправдание своих ошибок, последствия опрометчивости Нельсона и неустойчивые взаимоотношения с адмиралом. Ему привиделись собственные успехи и неудачи: бледное лицо раненого Фицпатрика, округлые линии живота беременной жены, и снова — полнейшее безумие этой дурацкой ночной атаки.

Тут же внутренний голос вернул его к опасной действительности. Французский офицер, восстановив дыхание и равновесие, оттолкнулся от планширя своей плоскодонки и вновь бросился в атаку с явным намерением убить Дринкуотера и уничтожить вместе с ним боевой дух британской команды. Дринкуотер заметил нападавшего и отпрянул в сторону, но не успел — клинок француза вторично попал в правое плечо, вонзившись полностью до эфеса.

Когда французский офицер упал на него, то всё, что мог сделать Дринкуотер — это продолжать сжимать свою саблю до тех пор, пока рука подчинялась ему. Он падал навзничь, и вместе с ним его оппонент. Их совместное падение завершилось на чьём-то теле, распростертом поперек противоположного планширя. Дринкуотер почувствовал, как падение вышибло воздух из его легких, а жгучая боль в плече заставила его судорожно всхлипнуть. Последнее, что увидел Дринкуотер, прежде чем потерять сознание от болевого шока — кончик своего клинка, выходившего из поясницы противника.

VI

— Итак, сэр, вижу, что наконец-то Вы пришли в себя. Смею сказать: вам крупно повезло, что вы попали в мои руки — сказал мистер Леттсом. Затем, не в силах сдержать свою музу, хирург "Вулфа" продекламировал:

Кто хворый — к доктору идет,
Мол, доктор дело знает:
Пускает кровь, вгоняет в пот,
Кто выживет, а кто помрет.
А доктор наблюдает!

[6]

— Леттсом, это вы?

— Разумеется, это я, сэр. Кто бы еще мог быть?

— Где…? Как долго я был…?

— Сегодня восемнадцатый день сентября месяца, первого года нового столетия, хотя находятся типы, которые оспаривают данное утверждение. Вы находитесь на борту бриг-шлюпа «Вулф», которым вы как бы командуете, а сей вышеупомянутый бриг стоит на якоре подле Ширнесса, на рейд которого он был приведен заслуживающим всяческой похвалы лейтенантом Роджерсом. Я запретил свозить вас на берег в госпиталь на том основании, что вы слишком слабы для транспортировки, и вас лучше оставить здесь на моем попечении. К счастью, их светлости не придумали пока срочного задания для «Вулфа» и выдали распоряжение оставаться на якоре. Возможно, это связано с ожиданием результатов мирных переговоров…

— Мирных? — перебил его Дринкуотер. Затем, приподнявшись, переспросил: — Какое, вы сказали, сегодня число?

— Восемнадцатое сентября, сэр.

— Значит, я был…

— В лихорадочном беспамятстве в течение месяца. Хотя мистер Кью был убежден, что вы вот-вот отдадите богу душу, я все же смог помешать ему обременить беспокойством вашу жену. Короче говоря, с точки зрения внешнего мира, вы выздоравливаете от раны, полученной в рукопашной схватке. Так эвфемистически назвали дурацкую шлюпочную экспедицию, в которую вас послали высокопоставленные умы… или их назвать по-другому… хм, не обращайте внимания, сэр. Теперь вы пойдете на поправку, хотя пройдет достаточно времени, прежде чем вы снова будете с воодушевлением размахивать своей саблей.

Улыбаясь, хирург добавил:

— Хотя, если слухи о мире окажутся правдивыми, вам это не понадобится.

Дринкуотер уже не слушал хирурга. Он попытался восстановить в памяти события той ужасной ночи. Ему припомнился случившийся беспорядок, тот сильный, неизбежный снос течением, угрожающая, едва видная в темноте фигура французского офицера. Затем, когда слова Леттсома дошли до его сознания, он вспомнил Килхэмптона:

— Значит, с Джеймсом всё в порядке?

— Он в полном порядке, хотя его деревянная рука приняла несколько больше ударов, чем смогла выдержать.

— Как Трегембо?

— Невредим, как всегда.

— И я провалялся в беспамятстве целый месяц?

— Около того. Несколько раз вы приходили в себя.

— А мой рапорт? Кто писал рапорт лорду Нельсону? — с трудом усевшись на койке, спросил Дринкуотер.

— Ваш юный друг Джеймс Килхэмптон вручил капитану Конну свой рапорт, удостоверенный также Самуэлем Роджерсом. С «Медузы» известили, что их светлость весьма довольны поведением всех офицеров и нижних чинов, участвовавших в той опасной и, к сожалению, неудачной атаке. Невзирая ни на что, все действовали так, как и приличествует британским морякам, и заслуженно получили одобрение их светлости. Короче, мой дорогой сэр, это был полный провал. Ну как, вы завершили свой чертов катехизис?

Дринкуотер лёг. Он чувствовал слабость, хотя голова была уже ясна, гораздо ясней, чем была в течение длительного срока.

— Кажется, я обязан вам жизнью, мистер Леттсом.