Ночная бабочка. Кто же виноват?

Я знал, что при выводе наших войск чеченцам осталось много боевой техники. Но до начала боевых действий думал об этом как-то отстраненно – ну, осталось и осталось. Сейчас же я был готов перестрелять всех козлов с большими погонами, которые допустили этот беспредел. Из-за них нас убивали нашим же оружием. Один чеченский, некогда советский танк, по башню вкопанный в землю, уничтожил весь авангард колонны. Горящие танки, бэтээры. Колонна стоит. Отстреливается. Бьют танковые орудия, башенные пушки и пулеметы боевых машин. Солдаты залегают, отчаянно стреляют в сторону «чехов». Свои же пули летят над головами. Все тот же бардак и хаос...

Мы тоже стреляем. Нам тоже страшно, но мы – разведчики. Наша задача не только выживать, но и получать информацию о противнике. Самим получать, самим же ее и использовать. Такое ощущение, что общее руководство операцией приказало долго жить. Ни связи, ни взаимодействия...

– Корней, там огневая точка! – показывая рукой на высотный дом, кричит Пашка.

Каска сдвинута на один бок, рот искривлен на другой, лицо чумазое, подбородок в грязи, сам весь как будто из дерьма вылез... Все мы сейчас такие. И хорошо, если бы вылезли из этого дерьма. Нет, мы по уши в нем...

– Игольник!.. Молочан!.. Безуглов!..

От грохота выстрелов я сам себя еле слышал. И меня должны были слышать и мои подчиненные... Да, откликаются, ждут приказа. Жуть как страшно, даже удивительно, что штаны до сих пор сухие. Но даже если бы они были мокрыми, все равно надо подниматься и уничтожать обнаруженную цель. Вперед... У самого поджилки трясутся, а отрываюсь от земли, запрыгиваю на броню. БМП-2 ревет, как тягловый вол в страхе перед волками. Но все же выдвигается к указанному месту. Спешиваемся, вперед перебежками. Все по науке – все, как учили...

До цели оставалось метров семь-восемь, когда сзади я услышал возмущенное урчание мощного дизеля. Обернулся и увидел наш танк. Пушечный ствол смотрит прямо в нашу сторону. Бу-ух!.. Снаряд попал в стену, на которую мы шли. Взрыв, разлетающиеся кирпичи, дым вперемешку с пылью. В голову мне угодил кусок кирпича, и если бы не каска, я бы валялся сейчас с проломленным черепом. Но и без того удар был достаточно ощутимым. Пока я приходил в себя, танк благополучно скрылся из вида... Да, слышал я, что на войне свои стреляют по своим, но не знал, что это явление настолько распространено. Но этот танк хоть огневую точку противника уничтожил, хоть толк от него какой-то был... Хотя вряд ли мне было бы легче на том свете от мысли, что погиб я от своих не зря... Но ведь я не погиб. И с помощью своего друга Пашки кое-как забрался на броню. А вокруг стреляют, а вокруг все гудит и грохочет. Но мне уже не страшно. «Будь что будет», – шелестит в контуженном сознании.

Истерзанная, измочаленная колонна продолжает путь. Вышли на городскую площадь перед кинотеатром. На всем открытом пространстве – врытые в землю бетонные плиты. Сюда и вползла наша израненная чеченским огнем змея-колонна. В мешок, по сути, вползла. Ведь со всех сторон здания, где уже засели и куда сейчас устремляются боевики. Но у нас есть танки, у нас есть орудия. И если грамотно это использовать, то этот плацдарм можно обратить в неприступную крепость. Но о каком грамотном руководстве может идти речь, когда и руководить-то некому. Высшее начальство сейчас в штабах, уже откупоривает шампанское в ожидании победного рапорта. «Грозный взят! С Новым годом, господа!»... Господа – это генералы, а мы – погибающие здесь солдаты и офицеры – товарищи, то есть «пушечное мясо». А как по-другому я мог думать, когда у меня перед глазами горели боевые машины пехоты. Я видел БТР с оторванной башней и целое нагромождение мертвых тел вокруг. Грохот взрывов и выстрелов, дым, вонь. И свист, с которым смерть своей косой скашивала кровавый урожай...