Ночная бабочка. Кто же виноват?

– Я, – ответил Болотницкий. И кивком головы показал на вражью образину. – Что это такое?..

– Сейчас устраним...

– Не надо... Молодой еще...

Это было странное решение со стороны не знающего пощады командира... А может, и знал он, что такое пощада? Может, в душе он не был таким жестоким, каким казался. Видел я, как переживал Болотницкий тот недавний случай, когда его боевая машина прорвала живое кольцо оцепления. Он же места себе не находил... Может, он и сейчас вспомнил раздавленных гусеницами женщин. Может, подумал, что этот парень – сын чьей-то матери... Я не знаю, что на него нашло, но он не позволил мне нажать на спусковой крючок.

– Уходить надо, – сказал ротный, усаживаясь на пол напротив чеченца.

Такое ощущение, что ему не хотелось уходить. В квартире холодно, гуляют сквозняки. Но здесь лучше, чем на площади. И пули сюда не летят. А если вдруг нагрянут боевики, так место для засады удобное, и пять автоматов с подствольниками – дело не шуточное. Только свет в туалете потушить надо. Или просто дверь закрыть... Но скорее всего ротный решил устроить передышку. Ствол его автомата смотрел прямо на чеченца. Да и мой автомат держал пленника в напряжении.

– С этим что делать? – кивая на него, спросил я.

– Не знаю... – честно признался Болотницкий.

– А расход гниду, и все дела, – предложил Гулько.

Он тоже уже сидел на полу. Его автомат смотрел в сторону дверного проема. Только появись какой «чех» на лестничной площадке, он выстрелит без колебания... А вот сможет ли он убить пленника? В бою рука у него не дрогнула, но то в бою. А здесь палачом надо быть, чтобы убить... Может, и справился бы Гулько с этой ролью. Но голос его звучал неуверенно. Не хотел убивать. А если хотел, то не своими руками...

– Молодой еще... – сказал ротный. И обратился к чеченцу. – Как зовут?

– Сергей, да, – удивил его чеченец.

– Русский?!

– Зачем русский? Чеченец я... Я в Ставрополе родился, потом в Москву... Я в Чечне редко был...

– Какого хрена сюда занесло? – лениво спросил Болотницкий.

Ему все равно, по каким соображениям этот баран здесь оказался – по идейным или финансовым.

– Брат сказал, ехать надо...

– А брат где?

– В Москве... У него казино... Это, вы когда в Москве будете, заходите, дорогими гостями будете...

Автомат ротного и без того был готов к бою, но он все же передернул затвор, не обращая внимания на вылетевший патрон. Чеченец понял его без слов.

– А-а, извините...

– Ладно, ничего... Живи...

Болотницкий вяло зевнул и вдруг стремительно вскочил на ноги. В тот же момент ударил чеченца – прикладом автомата точно в шею. Пленник вырубился мгновенно...

– Уходим...

Возможно, этот акт милосердия был платой с его стороны за гибель мирных чеченцев. Так или иначе, добивать молодого боевика не стали.

Только мы вышли из квартиры, как в нее влетел снаряд. Стреляли с площади. Кто-то из танка шарахнул. Скорее наугад. Ведь признаков жизни мы не подавали.

В квартире громыхнуло так, что лопнула стена, к которой примыкала лестница. И штукатурка с полотка посыпалась. Но я на это почти не обратил внимания. Уже привык, хотя, казалось бы, привыкнуть к этому было невозможно.

Мы уже возвращались на позиции нашей роты, когда нас обстреляли свои же. Огонь открыл молодой боец из моего взвода. Нервы дрогнули. За ним из всех видов оружия ударили мотострелки – наши соседи с правого фланга. Нашего придурка быстро угомонили. Как потом выяснилось, Пашка к этому руку приложил. А мотострелки еще долго не унимались. Всех к земле припечатали – и тех, кто уже на позициях был, и тех, кто возвращался с задания... И к этому я уже привык... Или мне так только казалось...

В конце концов огонь стих. И мы благополучно свалились в свои окопы.

Новый год отмечали всей ротой. Нам – по пятьдесят капель спирта, раненым – по маленькой порции промедола, ну а убитым – вечная память. Поздравляли друг друга – так, скорее в шутку, чем всерьез. Не та ситуация, чтобы на празднике зацикливаться. Гулько обнес по расчетам фляжку со спиртом, похлопал каждого по спине – мол, крепись, браток, недолго осталось: год-то уже, считай, закончился...

И «чехи» нас тоже поздравили. Целых десять минут не стреляли. А потом устроили самый настоящий праздничный фейерверк. Массированный минометный огонь заставил нас вжаться в землю и уповать на милость судьбы. Падающие мины – это страшно. От них можно спрятаться в блиндаже, а в открытом окопе – как повезет. А какие здесь могли быть, к черту, блиндажи? Блиндажи сейчас в Москве, у деятелей, которые заварили эту кашу.