В три часа ночи в коридорах было пусто, тихо, пахло средством для чистки ковров, полиролью для латуни и сигаретами. На одиннадцатом этаже он на мгновение остановился за противопожарной дверью, прислушался, затем тихо прошел через дверь и по коридору слева от себя. В 11:35 он остановился и прижался глазом к глазку. Темный. Он смазал ключ от квартиры пчелиным воском, который смягчил щелчок металла по металлу и смазал механизм замка. Он держал ключ в правой руке, а правую руку в левой и вставлял ключ в замок. Влезла легко.
Куп проделывал это двести раз, но эта рутина давила ему на нервы, как убегающий груз. Что находится за дверью номер три? Детектор движения, доберман, сто тысяч наличными? Куп узнает. . . . Он повернул ключ и нажал: не быстро, но твердо, плавно, с сердцем во рту. Дверь открылась с легким щелчком. Он ждал, прислушиваясь, затем вошел в темную квартиру, закрыл за собой дверь и просто стоял там.
И почувствовал ее запах.
Это было первым делом.
Куп курил нефильтрованные Camels, сорок или пятьдесят в день. Он употреблял кокаин почти каждый день. Его нос был забит табачной смолой и покрыт шрамами от кокаина, но он был существом ночи, чувствительным к звукам, запахам и текстурам, а духи были темными, чувственными, неотразимыми, парящими в стерильном воздухе квартиры, как обнаженная женщина. на коне. Он поймал его, замедлил. Он поднял голову, как крыса, вбирая в себя. Он не осознавал, что оставил свой собственный запах, коричневый запах застарелого табачного дыма.
Занавески в женской гостиной были раздвинуты, и с улицы проникал приглушенный свет. Когда его глаза начали привыкать, Куп стал различать основные предметы мебели, прямоугольники картин и гравюр. Тем не менее он ждал, стоя спокойно, обостряя зрение, вдыхая ее запах, прислушиваясь к движению, к слову, к чему угодно — маленькому красному огонеку на пульте сигнализации. Ничего. Квартира спала.
Куп выскользнул из мокасин и в устойчивой тишине пересек квартиру, по более темному коридору мимо ванной слева и кабинета справа. В конце коридора было две двери, главная спальня слева, гостевая комната справа. Он знал, что они собой представляли, потому что так сказал ему бывший заключенный из Логана Ван Лайнса. Он передвинул мебель Дженсена, снял оттиск ее ключа, нарисовал карту. Он сказал Купу, что эту женщину зовут Сара Дженсен, какая-то богатая шлюха, которая «вроде на фондовом рынке» и имеет вкус к золоту.
Куп протянул руку и коснулся двери ее спальни. Она была открыта на дюйм, может, на два. Хорошо. Параноики и беспокойные спящие обычно закрывают дверь. Он подождал еще мгновение, прислушиваясь. Затем, используя всего лишь кончики пальцев, он приоткрыл дверь на фут, приблизил лицо к проему и заглянул внутрь. Слева открывалось окно, и, как и в гостиной, шторы были отдернуты. Полумесяц висел над крышей соседнего дома, а за ним виднелись парк и озеро, как реклама пива.
И он мог ясно видеть женщину в бледном лунном свете.
Сара Дженсен сбросила легкое весеннее одеяло. Она лежала на спине, на темной простыне. На ней было белое хлопчатобумажное платье, закрывавшее ее от шеи до щиколоток. Ее угольно-черные волосы рассыпались вокруг головы темным ореолом, лицо слегка склонилось набок. Одна открытая рука была согнута и лежала у ее уха, как будто она махала ему. Другая рука лежала на нижней части ее живота как раз в том месте, где он соединялся с верхней частью ее тазовой кости.
Прямо под ее рукой Купу показалось, что он видит более темный треугольник; а на груди — тень ее коричневых сосков. Его видение ее не могло быть запечатлено на пленку. Затемнение, затенение были всего лишь плодом его воображения. Ночная рубашка была более существенной, менее прозрачной, чем казалось Купу, но Куп влюбился.
Любовь, как спичка, зажженная в ночи.
КУП ПРОЛИСТАЛ фотокниги, наблюдая, ожидая. Он смотрел на фотографию мертвой кинозвезды, когда его женщина вышла из-за угла и посмотрела на «Хобби и коллекционирование».
Он сразу узнал ее. На ней был свободный коричневый жакет, немного длинноватый, несколько вышедший из моды, но опрятный и ухоженный. Волосы короткие, аккуратные, аккуратные. Ее голова была откинута назад, чтобы она могла смотреть на верхние полки, следуя за строкой книг по антиквариату. Она была невзрачной, без макияжа, не худой и не толстой, не высокой и не низкой, в огромных очках в черепаховой оправе. Женщина, которую не заметил бы другой человек в лифте. Она стояла, глядя на верхнюю полку, и Куп сказал: «Могу я вам кое-что достать?»
"Ой . . . Я не знаю." Она попыталась слегка улыбнуться, но это выглядело нервным. У нее были проблемы с регулировкой.
— Ну, если я могу, — вежливо сказал он.
"Спасибо." Она не отвернулась. Она чего-то ждала. Она сама не знала, как это сделать.
«Я пропустил чтение», — сказал Куп. «Я только что закончил рубаи. Я думал, что может быть что-то, знаете, аналогичное. . . ».
А через мгновение женщина уже говорила: «. . . это Гарриет. Гарриет Ваннемейкер».
САРА ДЖЕНСЕН, разостланная на кровати, дернулась.