Ночная дорога

Она не желала бездействовать, однако ничего другого ей на этот раз не оставалось. Вот она и стояла, ощущая полную беспомощность, стараясь не плакать. И ждала.

Наконец, в седьмом часу утра, они добились ответа. Им казалось, что они провели в больнице несколько лет, хотя на самом деле прошло меньше часа.

— Миа в операционной, — сказал какой-то человек, остановившись перед ней. Это был огромный чернокожий мужчина с татуировкой на бицепсах и добрейшими темно-карими глазами. Оранжевый костюм хирурга на нем скорее напоминал тюремную одежду, чем больничную униформу. — У нее довольно серьезные внутренние повреждения. Это все, что я знаю, — добавил он, когда Майлс принялся его расспрашивать.

— Но ведь она поправится, — проговорила Джуд. В голове у нее все перемешалось, все звуки казались приглушенными. Только почему она слышит биение собственного сердца во всем этом шуме?

— К вам выйдет хирург, когда все закончится, но придется подождать. Они только что приступили, — пояснила медсестра.

— А Зак? — спросил Майлс.

— Я отведу вас к нему, — сказала медсестра. — У него несколько химических ожогов на лице и глазах, поэтому он забинтован. Поверьте, доктор Фарадей, это все, что мне известно. У него также сломаны два ребра. Другой девушкой, Алексой, сейчас занимается врач, но там, кажется, меньше повреждений. Сломана рука, рассечен лоб.

— Ожоги? — переспросила Джуд. — Насколько это серьезно? Его уже осмотрел специалист? Здесь есть доктор из страховой компании… как его зовут, Майлс?

Муж взял ее за руку.

— Потом, Джуд, — твердо сказал он, и она снова ощутила свою полную беспомощность.

Они прошли вместе с медсестрой в отдельную палату, где ее сын, которого она только на прошлой неделе сочла уже взрослым, лежал на кровати с металлическим ограждением в окружении приборов. Правая сторона его лица распухла и была синей. Повязка на голове делала ее похожей на гриб. Треугольный кусок марли закрывал правую щеку и скулу.

Майлс сжал руку жены, и она без сил припала к нему.

— Мы здесь, — сказал Майлс.

— Я держу тебя за руку, Зак, — сказала Джуд, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться при виде обожженного, в синяках лица с завязанными глазами. Другая рука была перебинтована выше кисти. — Совсем как раньше, помнишь? Я часто держала тебя за руку, когда водила в детский садик. А когда ты подрос, стал крутым и позволял подержать тебя за руку только в машине и то несколько секунд. Я оборачивалась и тянулась к заднему сиденью, помнишь? А ты хватался за мою руку и тут же отпускал, вот так…

— Мам!

В первую секунду она подумала, что ей это показалось.

— Слава богу, — прошептала она, крепко сжимая его пальцы.

Зак попытался сесть.

— Где я?

— Лежи спокойно, сынок. Ты в больнице, — сказал Майлс.

— Я… не вижу… Что произошло?

— Автомобильная авария, — ответил Майлс.

— Я ослеп?

«Конечно нет», — хотелось закричать Джуд. Это не могло случиться с ее сыном, который раньше так боялся темноты.

— У тебя всего лишь повязка на глазах.

— Мы пока не знаем, насколько серьезны твои повреждения, — как можно спокойнее проговорил Майлс. — Отдыхай, Зак. Самое главное — ты жив.

— Как Миа? — тихо спросил Зак, приподнимаясь. Он повертел головой, ничего не видя за слоями марли. — А Лекс?

— Миа сейчас в операционной. Мы ждем новостей, — ответила Джуд. — Уверена, с ней все будет хорошо. Это превосходная больница.

— А Лекси? — снова спросил Зак.

— Медсестра сказала, что она не так серьезно пострадала. Вскоре мы узнаем больше, — ответил Майлс.

— Отдыхай, детка, — сказала Джуд, стараясь его успокоить одной интонацией, как часто делала, когда он был маленький. — Мы будем рядом.

Она сидела у кровати сына, как случалось много-много раз за его жизнь. Через несколько минут Майлс вышел, чтобы узнать, как дела у Мии. Ожидание было мучительным, но Джуд сказала себе, что должна его вынести. Да и какой у нее оставался выбор? К тому же она верила в глубине души, что Миа поправится. Она должна была в это верить.

За ее спиной вновь открылась дверь.

— Пока новостей нет, — сказал Майлс.

Джуд смотрела на Зака, пытаясь придумать, что бы такое сказать сыну. Слова вдруг стали тяжелыми и неуклюжими, к тому же ей мешал страх, который никак не удавалось укротить, поэтому она погрузилась в прошлое, в те дни, когда два малыша играли, словно щенки, у нее на коленях, и оттуда, из прошлого, извлекла любимую историю сына. Она не вспомнила каждое слово, а ровно столько, чтобы начать. «В тот вечер, когда Макс надел свой костюм волка, чтобы проказничать, его мать назвала его „чудовищем“ и отправила спать без ужина…»

Вспоминая слова — что-то насчет скрежета ужасных зубов — она пыталась отделить себя от тех воспоминаний, что они вызывали. Но разве такое возможно? История разбудила воспоминания о мальчике, который плакал, когда она выключала свет в его спальне, мальчике, который боялся чудовищ в кладовке и под кроватью. Только присутствие сестренки могло его успокоить. Джуд, вопреки всем добрым советам из книг по воспитанию, позволяла своим двойняшкам забираться в родительскую кровать.

И вот теперь глаза у него завязаны, он в полной темноте.

— Ма!